Грифоны охраняют лиру

Соболев Александр

К Никодиму и князю, тяжело ступая в узких, черных, удивительно маленьких, как будто детских, ботинках, подошел величественный дворецкий и поинтересовался выбором напитков. «Кальвадос», — буркнул Никодим, не перестававший переводить взгляд с одного гостя на другого: неуспокоившийся со вчерашнего дня водоворот чувств вновь начал свое движение, как Мальстрем у Эдгара По (между прочим, в действительности представляющий собой неприятное, но довольно скромное природное явление). Если бы он был подвержен теориям заговора (к которым оказывался близок лишь в минуты высшего раздражения, будучи не в силах обнаружить ботинок или бумажник, аккуратно положенный в нужное место с вечера), он бы вообразил себя жертвой розыгрыша, простаком-статистом за секунду до общего заливистого хохота. Впрочем, проверки логикой (даже в несколько пошатнувшихся вокруг него декорациях реальности) эта идея не выдерживала — не говоря уже о необыкновенной тяжеловесности всего мероприятия, нетипична была реакция собравшихся: мать ему улыбнулась и кивнула, Густав подмигнул и помахал рукой, Краснокутский покачал почему-то укоризненно головой и вернулся к своему рассказу и только Вероника, мгновенно посерьезнев, подошла к нему и поцеловала в щеку, еле слышно прошелестев в ухо «спасибо», после чего сделала несколько шагов назад.

Дворецкий принес заказанные напитки (причем

князь получил что-то дымящееся в глиняной кружке, из которой сразу с шумом и отхлебнул) и вышел, плотно притворив за собой двойные двери. «Давайте закроем шторы», — негромко, но властно произнес князь. Поскольку Краснокутский явно в расчет не принимался, закрывать их (а заодно и окна) пришлось Густаву с Никодимом. Последнему очень хотелось поинтересоваться, что вынудило его приехать, но князь, считавший нужным внимательно следить за каждым движением, не отставал от них ни на шаг. Наконец все три комплекта гардин были распущены, растянуты и зафиксированы; в зале сразу стало темно, а недовольные сквозняки в отместку за перекрытые дороги стали посвистывать через щели в окнах и каминную трубу. Князь щелкнул выключателем, и над входной дверью зажегся небольшой светильник, сделанный из двух витых рогов какого-то копытного. «Нас ровно девять, — звучно сообщил князь. — Идеальное число». — «Идеальное для чего?» — «Сначала познакомимся». Он обращался к Никодиму, но остальные постепенно подбирались к ним, так что ему пришлось повысить голос. «С мадам О. вы уже знакомы. — Он показал на кресло, где сидела владелица «фиата». Та, приоткрыв сонные глаза, вяло помахала Никодиму, причем пальцы ее были сложены вместе, как будто она собиралась что-то покрошить или перекреститься. — А это Лидия Дмитриевна. — Женщина в красном хитоне усмехнулась и сделала что-то вроде реверанса. — Остальные вам должны быть известны». Никодим подтвердил. «Вы имеете общее понятие о спиритизме»? — «О вызове духов?» — «Можно и так сказать, хотя понятие это шире». — «В общих чертах знаком». — «Отлично, это сэкономит нам время. А остальные? Кроме, конечно, мадам О.». Остальные кивками подтвердили, только женщина в красном переспросила, почему для мадам О. это не обязательно. «Это наш медиум», — отвечал спокойно князь, жестом предлагая проследовать к столу.

— Есть старинное правило, — продолжал князь, — справа от медиума сажать лиц с более мягким, спокойным, приветливым характером, а слева тех, кого Гиппократ называет холериками. Впрочем, последних у нас здесь некоторый переизбыток, ну да что-нибудь придумаем.

— А почему так? — вновь вмешалась женщина в красном.

— Потому что нужно создать разницу потенциалов, как у электрической батарейки. С одной стороны будет плюс, а с другой минус.

— И что, она засветится, как лампочка? — Она показала подбородком на мадам О., тяжело поднимавшуюся с кресла и вяло бредущую к председательскому месту.

— Вы сами всё вскоре увидите, — неожиданно кротко отвечал князь. — Но хорошо бы до начала сеанса всем успокоиться, умиротворить свой дух и настроиться на общение с загробным миром. Кто-нибудь из вас принимал участие непосредственно в сеансе? — Кивнули Густав и — неожиданно — Вероника. Князь заинтересовался:

— И как?

— Я пыталась установить сношения со своей покойной матерью, — отвечала Вероника явно нехотя. — Но мне показалось, что меня обманывают.

— Почему?

— Дух явился, я задала ему вопрос, ответ на который могла знать только она, а она не ответила. Так что я разорвала цепь и ушла.

— Это может быть опасно.

— Ну в этом случае все обошлось.

— Ясно. Ну хорошо, я сейчас попрошу принести все нужное и будем рассаживаться.

— Я успею покурить? — неожиданно спросил Краснокутский, подобравшийся тем временем к самому столу.

— Ну конечно, — вежливо отвечал князь, позвонив в колокольчик. Дворецкий явился так быстро, как будто подслушивал под дверью. «Собери… и принеси…» — Князь что-то еле слышно прошептал ему. По-утиному ступая, тот обошел комнату, собирая пустые бокалы, неодобрительно покосился на Краснокутского, раскурившего сигару, и даже сменил свою плавную траекторию, чтобы подставить ему пепельницу на высокой ножке, потом вышел и явился с подносом. На подносе была высокая темная коробка, внутри которой, вероятно, горела свеча (видны были лишь отблески багрового пламени на стенках), пустой тонкостенный хрустальный стакан, еще одна емкость вроде темной миски и бархатный мешочек. Князь взял у него поднос и кивком отпустил; тот, выходя, щелкнул выключателем, так что единственным источником света в зале (если не считать отсветов, проникающих из-за гардин) остались сполохи огня внутри коробки; впрочем, все в основном было видно. «Рассаживаемся, — проговорил князь словно бы в задумчивости. Мадам О. привычно села на место во главе стола, справа от нее был посажен Густав, с трудом вместившийся на предложенный ему стул. — Дальше Нина Савельевна, пожалуйста. — Князь под руку подвел мать Никодима и усадил ее рядом с Густавом. — Теперь вы и вы... — Никодим и Вероника, повинуясь указанию, сели следующими. — Здесь буду я, —указал он на стул. — Теперь, пожалуйста…» — показалось, что он забыл имя Ираиды, но она уже устраивалась. Дальше понадобилось один из стульев отодвинуть от стола, чтобы заменить его на инвалидное кресло Краснокутского. На последнее оставшееся место, между ним и медиумом, безропотно уселась дама в хитоне. Все замерло, слышно было лишь потрескивание свечи и свист ветра.

— Примерно сто лет назад, в середине девятнадцатого века, — начал князь, — стена, отделяющая наш мир от мира духов, вдруг истончилась. Почему так вышло — мы не знаем, хотя над этим вопросом работали лучшие умы — Сурецкий у нас или Конан Дойл в Англии. Впрочем, некоторые мудрецы заранее предсказывали, что так будет. Сначала появилось то, что профаны называют полтергейстом, — всякие летающие печные горшки и неожиданные стуки в амбаре, причем появилось сразу по всему миру, особенно в Европе и Северной Америке. Впрочем, говорят, в диких странах это было всегда и что для тамошних жителей общение с духами никогда не прерывалось… это не важно. В общем, началось с эпидемии таинственных явлений: сначала ее пытались не замечать, потом, напротив, стали писать во всех газетах. Это был переломный момент — до той поры человек, регулярно сталкивавшийся с непознаваемым, боялся, что его признают сумасшедшим, если он много станет распространяться о своем опыте. Но после того как «Таймс» и «Вашингтон пост» пишут, что такое происходит чуть ли не в каждом городе, а то и на каждой улице, это его как бы реабилитирует. Пытались, конечно, бороться с этим обычными методами — до того, чтобы жечь ведьм на костре, как было принято еще двести лет назад, все-таки не дошло, но молебны читали, святой водой прыскали — и всё, в общем, впустую. Но тут начался второй этап, еще более важный — оказалось, что с этой силой, которая проявляет себя таким мистическим

образом, можно вступать в диалог. Кажется, неизвестно, где впервые это было открыто — здесь примерно как с городами, которые хотят считаться родиной Гомера, — то ли их семь, то ли семижды семь… Есть несколько рассказов, как это произошло: обычно в них действует ребенок, как правило девочка. Вот осталась она дома одна, родители, например, ушли пахать поле или пить водку, а она слышит, слышит, слышит таинственные звуки и боится, конечно. И говорит: «Кто здесь?» А ей кто-то отвечает: «тук-тук-тук». А она: «Ты страшный?» А он «тук». Все это, скорее всего, ерунда, какие-то фольклорные напластования. Это наши католические братья любят, чтобы самые лучшие видения всегда доставались детям, но они вообще известные эстеты. — Князь усмехнулся. — Скорее можно предположить, что какой-то матерый пытливый ум пытался выяснить закономерность появления таинственных сил и, так или иначе, попробовал вступить с ними в диалог. Не удивлюсь, кстати, если это был священник — потому что хотя официальная Церковь и осуждает наши занятия, но идет она тем самым против собственного завета.

Князь отступил на шаг, как-то подобрался и заговорил размеренным торжественным голосом:

«И будет в последние дни, говорит Бог, излию от Духа Моего на всякую плоть, и будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши; и юноши ваши будут видеть видения, и старцы ваши сновидениями вразумляемы будут.

И на рабов Моих и на рабынь Моих в те дни излию от Духа Моего, и будут пророчествовать.

И покажу чудеса на небе вверху и знамения на земле внизу, кровь и огонь и курение дыма.

Солнце превратится во тьму, и луна — в кровь, прежде нежели наступит день Господень, великий и славный.

И будет: всякий, кто призовет имя Господне, спасется».

С последним словом последнего стиха раздался глухой удар, как будто в стену снаружи врезалось что-то тяжелое, и одновременно в коробке взметнулось пламя свечи, до того горевшее спокойно. Все вздрогнули и пошевелились, кроме мадам О., сидевшей неподвижно с закрытыми глазами. Князь с кривой полуулыбкой обвел взглядом собравшихся и склонил голову.

— Хорошо, — продолжал он. — Итак, второе важнейшее открытие — что духи способны к диалогу. Сначала он развивался как в детской игре: перед началом сеанса медиум предлагал простейший код — один стук означал «да», два — «нет», три — «не знаю». Понятно, что много так не наговоришь: «Есть ли жизнь после смерти? А если нет, с кем я сейчас разговариваю». Глупости, правда? Поэтому лучшие умы работали над тем, чтобы придумать, как получать от духов связные ответы. Основных методов сейчас три. Первый самый древний, о нем есть еще у Толстого. Который, между прочим (сказал князь как бы в скобках), любил смеяться над спиритами и спиритизмом, из-за чего он сейчас один из самых популярных духов. Правда, настроение у него обычно довольно сардоническое, когда его вызывают, и требуется некоторое время, чтобы его умаслить. Но если разойдется — уже не остановишь, поговорить любит. Так вот, первый метод — планшетка или дощечка. Это деревянный треугольник размером с лист писчей бумаги на трех ножках. В середину его в специальное отверстие вставляется очиненный карандаш и закрепляется там. Несколько лет назад стали использовать шариковые ручки, но отчего-то духи их не любят и делаются молчаливы. Медиум кладет на планшетку правую руку и задает вслух вопрос. Если все в порядке, планшетка начинает двигаться и карандаш пишет ответ. Иногда приходится подкладывать и подкладывать бумагу, чтобы потом можно было разобрать, что там написано. Так, один наш поэт после смерти горячо любимой жены стал вызывать ее на спиритическом сеансе. Первые сорок дней она не откликалась. («Естественно, — вдруг звучно сказала мадам О. — Ей было ни до чего».) А потом отозвалась, да еще как! После первых «Здрасьте — ну как ты?» она сразу начинала ему диктовать сонет за сонетом, притом что в жизни стихов почти не писала, в отличие от него. Причем диктовала целыми ночами, да еще приходила в ярость, когда он пытался под утро улизнуть. Он только «дорогая, ну мне вздремнуть надо» и руку убирает с планшетки, а она начинает стучать в стены и бросаться в него книгами. Он голову закрывает, чтобы не попало, а планшетка сама ползет к нему по столу. И портрет ее, который на стене висит, в стену колотится как при землетрясении. Хорошо, соседей у них не было. — Князь хихикнул. — В общем, пока она целую книгу ему не продиктовала, а он ее не напечатал, житья ему никакого не было — каждый вечер она гнала его к столу и отпускала только после рассвета еле живого. А вы говорите — планшетка!

При следующих способах духа не заставляют скрести карандашом по бумаге, а предлагают ему указать на ту или иную букву. Тут есть разные варианты. Раньше расчерчивали бумажный лист, в каждой клетке писали букву, а призрак указывал последовательно на одну, другую, третью — и они складывались в слова. Где-то я слышал, что медиум читал весь алфавит подряд, а нужную букву дух отмечал стуком. Потом во Франции (где же еще) изобрели что-то вроде рулетки: круг с двадцатью шестью буквами, и запускали шарик. Но тут некоторые призраки сочли себя оскорбленными и любили по двадцать раз подряд указывать на одну и ту же букву. «Какую?» — быстро спросил Краснокутский, тем временем победивший свою сигару и внимательно слушавший. «Не знаю. А это важно?» — начинал раздражаться князь. «Мне кажется, что да», — сбавил тон его собеседник. «А мне — что не очень».

— Далее. Потом догадались нарезать бумагу на квадратики и на каждом написать одну букву. Их переворачивали белым полем вверх, и медиум указывал на нужную последовательность, после чего их собирали, снова переворачивали, записывали что получилось и снова клали на стол. Отсюда оставался всего один шаг до недавнего изобретения, с которым многие из вас знакомы, хотя и в другой области. Ну, кто догадается?

— Scrabble! — воскликнула Ираида.

— Ну конечно. То, что стало самой популярной настольной игрой за всю историю человечества, изобретено было нашими еврейскими братьями в Северо-Американских Штатах для общения с потусторонним миром. Мне, честно сказать, представляется, что этот самый мир сильно постарался, чтобы добиться такого успеха — ведь в самом деле удобно. Если мы действительно считаем, что в настоящее время призраки впервые за всю историю с незапамятных времен готовы к общению с нами, а может быть, и особенно в нем заинтересованы, то они должны были придумать специальный прибор, вроде телефона для связи с тем миром. Но как добиться того, чтобы он оказался в каждом доме? Человек — существо странное и трусоватое: стоя на пороге главного открытия в истории двух тысячелетий, он так и норовит отвернуть морду в сторону и сунуть ее обратно в корыто. И тут какой-то гениальный призрак придумывает нашептать одному еврею из Пенсильвании, что есть шанс быстро заработать пару долларов. И вот юный изобретатель у себя в гараже делает пробную партию косточек с буквами — и с их же помощью получает дальнейшие инструкции от своего бесплотного покровителя. Еще немного — и штука эта добирается до нашего Третьего Рима, а правильнее сказать, до второй Палестины, хе-хе…