Грим
Шрифт:
— Она когда-нибудь оправится? — спросил Филипп, появившись в номере через три часа.
— Нет, — ответила Гермиона. — Они не вышли на наш след?
— Пока нет, слава Мерлину.
Филипп упал в кресло и наколдовал себе бутылку виски.
— Хочешь?
— Нет.
— А мой брат?
Отхлебнув из стакана янтарную жидкость, Филипп закрыл глаза и произнес:
— Вашему брату стало плохо во время расчетливого убийства официантки. Он побежал в туалет, по дороге столкнувшись со мной.
— Вас-то каким ветром занесло?
—
Перед моим вынужденным уходом я столкнулся с ним, когда он, согнувшись от рвотных позывов, бежал в туалет. В тот вечер он много пил.
— Охранник говорил мне.
— Да, я запомнил его, — обращаясь больше к себе, сказал Филипп. — Что-то в его взгляде было поразительно знакомо. Но я отвлекся на смерть официантки, которая, как я и предполагал, была призвана стать для меня ловушкой.
— Ловушкой для вас? Каким образом?
— Не важно, каким образом, важно — почему в особую ловушку попался ваш брат.
— Вы уверены, что я отвечу?
— Более того, скажете чистую правду. Вы ведь заинтересованы в судьбе собственного брата?
— Я расскажу, если вы, в свою очередь, окажите мне ту же услугу.
— Непреложный обет давать? — иронично поинтересовался Филипп. — Или достаточно будет честного слова отъявленного циника?
— Циника, но ведь не лгуна, — парировала Гермиона. — Перед его уходом на мальчишник мы сильно поссорились.
— Женщины, — еле слышно произнес Филипп. — Ваш брат мог трангрессировать без палочки?
— Да, — помедлив, ответила Гермиона. — Но после ранения он лишился своих магических сил, стал почти сквибом. Он чистокровный волшебник и никогда не расстался бы с волшебной палочкой во враждебном ему магловском мире. Ведь кроме магических сил и его физические возможности сильно пострадали.
— Серьезное ранение? — как бы невзначай поинтересовался Филипп, но Гермиона уловила напряжено-выжидающее выражение его черных глаз. А ведь вначале знакомства они казались темно-синими.
— В газетах писали о его смерти. Но он таинственным образом «воскрес».
Филипп вздрогнул, и недопитый виски пролился на его дорогую рубашку. На ткани расползалось большое темное пятно, но он не обращал внимания.
— Это у вашего брата вы видели похожую татуировку?
— Не похожую, а такую же.
— Матерь божья! — воскликнул Филипп и громко захохотал. Затем его смех оборвался, и он закрыл руками лицо.
Около минуты они сидели в молчании, и Гермионе не давали покоя дикие мысли, возникающие в ее голове.
— Вам плохо? — решившись нарушить затянувшееся молчание, спросила Гермиона.
— Удивительная штука — судьба, — от переживаний или еще чего-то в его голосе послышался едва уловимый акцент. — Когда думаешь, что больше ничто в жизни не сможет удивить тебя, как она снова поражает тебя своей дикой
— Для меня она остается бессмысленной, — напомнила Гермиона.
— Вы хорошо знали своего брата?
— На самом деле, он не мой брат, это выдумка, придуманная для Клариссы. До последнего времени я общалась с Драко нечасто.
— Вот и хорошо, — расслабившись, сказал Филипп.
Вздохнув, как перед затяжным прыжком в воду, Гермиона тихо произнесла:
— У моего брата было дурацкое прозвище. Не знаю, кто нарек его так, но он называл себя Гримом.
Внезапно поднявшийся в закрытом помещении ветер заставил оконные стекла противно задребезжать. Под действием необъяснимой силы Гермиона вжалась в кресло, ощущая всем телом, как от Филиппа исходит гигантская по своей мощи сила. Морщины на его лбу разгладились, и ветер успокоился.
— Я нарек его этим именем, — неожиданно признался Филипп.
— Моя безумная догадка, брошенная наугад, попала в цель.
— Я не могу разобраться: вы умны или безрассудны? Впрочем, в данный момент это неважно. Его звали Драко, если мне не изменяет память?
— Драко Малфой.
— Знакомая фамилия. Значит, отпрыск досточтимой семьи совершил ту же ошибку, что и я. Любовь опаснее зла, запомните мои слова.
— К чему вы ведете?
— На каждом человеке любовь оставляет свой отпечаток. Нежное светлое пламя родительской любви несет на себе большинство, но любовь другого человека… Именно любовь, не путайте с влюбленностью, страстью, одержимостью. Вы объяты ярким пламенем, и оно ослепляет меня, когда я смотрю на вас истинным зрением…
— У вас и вам подобным есть граница сил? — задумчиво поинтересовалась Гермиона.
— Каждый устанавливает ее сам, — пожал плечами Филипп. — Из подслушанного разговора вы знаете, что я подставил под угрозу мою любовь, надеюсь, с вами такого не случится или уже не случилось. Я прибыл в этот городок с единственной целью защитить Анабель. Мое мастерство защитило ее и скрыло от того человека, но он нацелился на ее друзей. Умный ход, я догадывался о нем, поэтому одновременно следил и за Хью, которого, признаться, ненавидел всеми остатками души. Но разговор с Анабель, подслушанный вами, притупил мое беспокойство. Ей никто не угрожал, волшебники из будущего оказались мирными. Как же я ошибся.
Чтобы вычислить меня, они убили человека, но я не спешил, предполагая ловушку и недоумевая, почему не чувствую зло. Ирония судьбы или дьявольская насмешка, но из всех гостей они убили Хью.
А пока я раздумывал над дальнейшими шагами, вместо меня они схватили Драко. Если он недавно воскрес, да еще и в первый раз, и еще не восстановил силы обычным способом, то убийство болезненной волной накрыло его. Поэтому они так легко взяли его. Скорее всего, он действовал не один. Вряд ли имя Ролана Вандернота вам знакомо.