Громкий шепот
Шрифт:
– У нее нет имени, – произношу я, проводя рукой по ее кудрявой головке.
– Надеюсь, сегодня Нейт хоть немного придет в себя, и мы сможем что-то узнать, – тихо говорит Макс.
Я продолжаю наблюдать за девочкой. Она распахивает глаза и просто смотрит на нас с интересом. Не плачет и не пугается, как это присуще детям. Видимо, ее мать не успела даже установить с ней хоть малейшую связь, чтобы ребенок чувствовал себя брошенным. Эта ситуация ужасна, но я вижу лишь положительный аспект. Возможно, у меня сбит моральный компас, но лучше пускай ребенок будет без мамы, но в окружении людей, которые
– Он в порядке?
Макс сразу понимает, о ком я говорю. Он тяжело вздыхает, берет девочку на руки и произносит:
– Обязательно будет. Если не ради себя, то ради нее. Она не виновата в том, что стала результатом «лучшего секса».
Он встает с кровати, и все мое тело буквально взрывается, как салют на Рождество, от вида этого большого мужчины с крошечным ребенком на руках. Теперь я понимаю, почему романы про отцов-одиночек пользуются такой популярностью. Вся эта грубая внешняя сила в совокупности с нежным взглядом и ласковыми прикосновениями к маленькому человеку превращает женщин в желе.
Макс уходит в комнату к Нейту, и они долго не появляются. Я успеваю выгулять Брауни, а также сообщить всем нашим друзьям, которых уже можно считать родственниками, что мы будем праздновать день рождения дома.
Грейс появляется на пороге меньше чем через пятнадцать минут. Уверена, она была на низком старте, ожидая моей команды. Я начинаю рассказывать о сложившейся ситуации, заставляя ее хвататься за сердце при каждом упоминании Нейта и ребенка.
– Ничего-ничего, он справится. Точно справится. Это же ребенок, а не инопланетянин, верно? – причитает она, после того как мы провожаем мужчин и малышку к врачу.
Нейт выглядел помято и сохранял совсем непривычное для него молчание, но его взгляд был уже не таким отстраненным, как вчера.
– У Нейта что-то произошло в прошлом? – интересуюсь я.
Грейс та еще сплетница, она точно что-то знает.
Она ставит пирог в духовку и вытирает руки.
– У каждого предмета, как и у каждого человека, есть тени. Даже на твоих рисунках они есть, без них все казалось бы плоским. Но все тени всегда должны оставаться за пределами объекта. – Грейс на некоторое время погружается в свои мысли. – Нейт из тех людей, кто впускает свою тень глубоко внутрь, самостоятельно разрушая себя изнутри. Он предоставляет ей номер с пакетом «все включено» и превращает себя в безжизненную плоскость.
Я смотрю на нее и открываю рот в немом жесте. Откуда, черт возьми, такие познания?
– Не знала, что ты…
– Я смотрела множество телешоу для домохозяек, милая. Иногда там говорят умные вещи.
Она резко меняет хмурое лицо на добродушную улыбку, продолжая руководить мной на кухне.
К обеду я уже такая уставшая, что единственное, чего мне хочется, – это забраться с Максом под одеяло и отпраздновать наш день рождения с миской попкорна и горстью кислых мармеладных червяков.
На удивление, сегодня очень солнечная погода, прямо как в тот день, когда мы впервые встретились. Та осень была одной из самых теплых, и именно поэтому в конце ноября мои родители решили,
Я усмехаюсь сама себе в зеркале, приводя в порядок волосы, которые совсем не сухие, как считает моя мать. Мне двадцать пять, на мне платье моего любимого цвета, губы выкрашены в красный, а на пальце – кольцо, свидетельствующее о фальшивом браке с человеком, с которым мы повстречались в наш седьмой день рождения. Жизнь – та еще шутница, не так ли?
Мой вам совет: если вам хочется смеяться – смейтесь громче всех; когда пробирают слезы – рыдайте навзрыд и не стесняйтесь этого; при желании закричать от несправедливости и злости – орите во все горло. Мы – люди, и для того, чтобы чувствовать себя живыми, нам нужно прежде всего понять и принять, что каждый человек на этой планете имеет право на слабость.
Если стоите на перепутье, и грудь так сильно сдавливает, словно ее обмотали скотчем, но вы продолжаете кричать: «Я сама!» – прошу, позвольте метафорическому Максу Гилберту помочь. Возможно, он расскажет вам, как можно и нужно жить по-другому.
– Ты готова? – Макс заглядывает в комнату, и, когда его глаза находят меня, они озаряются восхищением. – Как всегда прекрасна.
Он подходит ко мне и крепко целует, стирая помаду.
– Ты испортишь весь мой макияж.
– Он тебе не нужен.
Я смеюсь, встаю и поправляю его рубашку.
– Когда вы вернулись?
– Только что. – Макс утыкается носом в мое родимое пятно.
– С ней все в порядке?
– Нейт сейчас сам все расскажет. Пойдем.
Он тянет меня за руку, и мы спускаемся вниз, к… нашей семье. Когда мы достигаем последней ступени, все хором начинают петь:
– С днем рождения тебя… – указывают на Макса. – И с днем рождения тебя, – переводят руки на меня. – Зоопарк – ваша семья, – показывают на себя, и мы с Максом заливаемся от смеха. – Вы похожи на мака-а-а-ак и воняете вот так, – указывают на Брауни, бегающего за своим хвостом.
Если ваши друзья не поют для вас переделанную песню из «Мадагаскара», то ваш день рождения не удался.
Дальше следует череда поцелуев и крепких объятий, и вот теперь макияж точно испорчен, но я об этом не жалею. Глаза находят Нейта. Он улыбается мне в ответ, поэтому я облегченно выдыхаю. Мы никогда не были с ним близки настолько, чтобы переживать друг за друга, но что-то надломилось в тот момент, когда этот ребенок ворвался в нашу жизнь. Фактически в его жизнь, но я не могу перестать думать о том, что сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь ему. Хочу, чтобы Нейт и эта малышка действительно были счастливы. Я хочу, чтобы ее любили, несмотря на то, что никто из нас не ожидал ее появления.
Мы рассаживаемся за столом, но прежде, чем сесть, Нейт откашливается и, крепче прижимая ребенка к груди, начинает говорить:
– Ее осмотрели и сказали, что она родилась примерно неделю назад. В связи с тем, что я не хочу выбирать наобум дату ее рождения… а то вдруг это окажется день бомжа или просроченного молока, или другой какой-нибудь хрени, которую постоянно выдумывают британские ученые…
Мы смеемся, пока Нейт наклоняется к малышке и шепчет ей на ухо извинения за слово «хрень».