Громовая жемчужина

Гурова Анна Евгеньевна

— Хех, «обычный», ну вы и пошутили. Сроки какие?

— Как можно скорее. Желательно сделать маски сегодня, самое позднее — завтра. Мы торопимся.

— Да вы издеваетесь! Три резные расписные маски в натуральную величину за день?!

— Ой, да видел я, как работают здешние мастера! — не выдержал Везунчик. — Столичным купцам цену набивай! В технике «не отрывая кисти» роспись занимает столько времени, сколько требуется, чтобы чихнуть и сказать «на здоровьичко». А резьба…

— Мы же не просим вас сделать такую же

маску, — подхватил Сахемоти. — Попроще, погрубее; главное — чтобы издалека смотрелось хорошо. Лакировать не обязательно. Мы же понимаем, что ваш профиль — крынки да бочонки…

Крапчатый Карась надменно выпрямился.

— Старца и рыбака я вам хоть сейчас вырежу. С морским царем же будет посложнее. Откуда мне знать, как выглядит дракон?

— Вы уж постарайтесь, — вкрадчиво сказал Сахемоти. — Кто, как не вы, способен изобразить невиданное? Думаете, почему мы обратились именно к вам?

— Да уж ясно почему, — довольно ухмыльнулся мастер. — Я один в Хилле режу и расписываю по-своему, прочие только вторят канонам. Попробовать можно, почему нет. Но такая срочная работа обойдется вам недешево…

— Цену назначайте сами, — небрежно сказал Сахемоти.

— Кхм, — только и выдавил Крапчатый Карась. На дне его глаз загорелся огонек алчности. Херуки покосился на Сахемоти и сокрушенно вздохнул.

Под вечер, когда Сахемоти и Херуки вернулись в дом Крапчатого Карася, две маски были уже готовы. Личины старца и юноши сохли у южной стенки. Рядом топтался Крапчатый Карась, еще более мрачный и нелюбезный, чем утром.

— Прекрасно, — Сахемоти взял в руки маску юноши. — Именно то, что надо. Конопатый парнишка-рыбак, простодушный, но не без коварства. Кого-то он мне напоминает, а, Везунчик? Старец тоже вполне достойный…

— Краска будет сохнуть до завтра, — буркнул Карась. — Потом надобно отлакировать, а это дело небыстрое. Возвращайтесь через три-четыре дня… с деньгами.

— Ладно, время стерпит, пришлем кого-нибудь. А где царь-дракон?

— Еще не доделал. Не вижу я его пока, не представляю. Может, к завтрашнему утру что-нибудь намалюю.

Сахемоти и Херуки переглянулись.

— Ну и куда нам податься, на ночь глядя?

— Хотите, можете заночевать у меня, — предложил Карась. — Я всё равно буду работать ночью в мастерской.

Приглашение было принято. Карась предоставил гостям всю жилую половину дома, а сам зажег светильник и удалился в мастерскую.

Неожиданная любезность мастера насторожила Херуки. До поздней ночи к нему не шел сон. Вся Хилла уже давно спала, а бывший бог удачи всё вертелся под одеялом на тростниковой циновке, вслушиваясь в шорох и шаги за стенкой, принюхиваясь и всматриваясь в темноту.

— Эй, Сахемоти, — наконец, не выдержав, прошептал он, пихнув в бок спящего соседа. — Я все думаю о Карасе. Он, кстати, тоже не спит.

— Да, знаю, — неожиданно внятно ответил Сахемоти. — Должно быть, работает над маской дракона?

— Нет. Он наварил яда. Мне знаком его запах. Очень хороший яд. Здешние лаковары в минералах разбираются. Если

этот яд налить в ухо спящему, он выест весь мозг, а снаружи будет совсем незаметно. Яд уже готов, и теперь Крапчатый Карась собирается с духом.

— Что же его подвигло на такое страшное дело? — спросил Сахемоти, словно бы и не удивленный новостью. — Благородное стремление уберечь шедевр от кощунства или банальная алчность?

— Карась и сам не понимает. То раздумывает, кому будет продавать маску, то благочестиво прикидывает, какую часть полученных за нее денег отдать на храм какого-нибудь безымянного. А может, и себе оставит. Слишком сильное искушение помутило его разум. Бедняга! Угораздило же его напороться на таких, как мы…

— Ну, допустим, яд ты учуял. А мысли? Только не говори, что прочитал.

— Ох, да чего там читать, и так всё ясно. Просто я хорошо разбираюсь в смертных… Ага, он решился! Тс-с, молчи! Он идет сюда! Что будем делать?

Сахемоти, не вставая, что-то прошептал по-древнекиримски. Шаги за стеной смолкли, раздался глубокий вздох, вслед за ним — сладкий зевок, звук падающего тела и наконец мирное похрапывание.

— Ты его усыпил?

Сахемоти, холодно улыбаясь в темноте, продолжал тем же почти беззвучным шепотом плести наговор. Похрапывание оборвалось. Спящий тревожно пошевелился, охнул, что-то неразборчиво забормотал во сне, потом застонал — сначала тихо, потом громче, — и вдруг из мастерской донесся ужасный крик. Хруст разрываемой оконной бумаги сменился треском перегородок, а затем все потонуло в оглушительном грохоте поваленных полок с заготовками. Херуки вскочил на ноги.

— Что это?! Что там случилось?

— Ничего особенного. Небольшое наказание.

Суматоха в мастерской прекратилась нескоро. Но вот наконец грохот затих, всхлипывание и сопение умолкло, и в дом вернулась тишина.

— Спокойной ночи, Везунчик, — пожелал Сахемоти, заворачиваясь в одеяло.

Херуки, ничего не ответив, встал и через разгромленную мастерскую вышел во двор.

Крапчатый Карась обнаружился на крыльце. Он сидел, съежившись, и жадно хлебал воду из ковша.

— Что, не спится? — спросил его Херуки, присаживаясь рядом.

Мастер вздрогнул так, что вода выплеснулась из ковша ему на штаны.

— Вот и мне не спится, — как ни в чем не бывало продолжал Херуки. — Приятель мой уснул, а ты устроил такой тарарам, что весь сон прогнал. Кошмар приснился, да?

— Я вроде как на корабле по морю плыл, — заговорил Карась глухим, дрожащим голосом, как будто сон отпустил его еще не полностью. — Вдруг заштормило. Волны как горы, так и кидают корабль, то вверх, то и вниз, вот-вот потонем. И тут глядь — дракон! То нырнет, то выскочит, как будто ему до корабля и дела нет. Волны всё злее, а дракон играет, веселится. В лапах у него пылающий мяч, вроде солнца в огненной бороде. И он этот мяч то подкинет, то поймает. Весело ему, дракону, а море вокруг него бурлит, и корабль гибнет… И вот упал я в волны, и дракон меня увидел… Фух, как вспомню драконий взгляд, так нутро леденеет…