Громовое колесо. Каленая стрела
Шрифт:
– Верю, – в голосе Финиста не нашлось места сомнениям.
– А Ольге – нет?
Теперь Финист умолк и молчал очень долго. А мне было так важно услышать, что же он скажет.
– Конунг Бьерн, вожак норманнский, давеча с пеной у рта мне доказывал, будто изборская княжна с ним в долю вошла, – наконец нехотя заметил правитель Арконы. – А жизнь мне спасла, чтоб доверие заслужить…
– Чушь несусветная! – оборвал своего князя греческий лекарь, теперь я его вспомнила. – Умнее твой норманн ничего измыслить не мог?
– Чушь? – с легкой
– Княже…
– Али мне пленным норманнам поверить все же?
– Дурень ты, княже, – обреченно вздохнул Парацельс. – Дальше носа своего не видишь…
– Не часто ли все вокруг дураком меня величать начали?! – разозлился великий князь. – Дядька, Радимира, Бьерн конунг, ты вот теперь.
– Говорю, как уж есть, – буркнул грек. – С каких это пор ты разбойникам норманнским верить стал вперед ободритов? Ты спросил, княже, я ответил: девица – та, кем назвалась. Тебе она лишь добра желает, хоть и дурости в ее головке умной шибко уж много. А чтоб с Бьерном водиться, так Ольга ни за что бы на то не пошла. Хочешь, голову за то под топор подставлю?
– Не много ли берешь на себя, лекарь? Коли разумеешь, кто мне добра желает, молви, откуда Бьерн ее имя проведал, ежели они до того не встречались?
– Откуда ж мне знать, княже? Ты лепше сердце свое слушай, а не то, что всякий сброд тебе наболтает. Сердце тебе не солжет.
Финист промолчал. На его месте я бы тоже задумалась, откуда норманнский вожак узнал мое имя. Ведь в лицо мы знакомы не были, а на острове меня кликали только девкой. И если князь все же поверит Бьерну, что будет со мной?
– Где сестрица моя? – раздалось чуть погодя.
– Так, она, княже, знахарю дружинному помочь собиралась…
Бахнула тяжелая дубовая дверь. Кажется, Радимире и Лешему вместе остаться будет непросто. Эх, вот открыть бы глаза да сказать ему. Но как тут скажешь, если я умираю… Вокруг снова зашумел невидимый ветер. Черная воронка продолжала медленно вращаться перед глазами, уши словно забило невидимой ватой. Как же мне плохо… И что это за гадость льется в рот…
– Вкуснее ничего не нашлось? – прямо из воронки возмутилась я, не выдержав сводящего зубы вкуса и даже позабыв, что почти умерла.
– Пей, что дают, а не то мухоморов тебе отварю, не обрадуешься, – по-знахарски деловито посоветовал Леший.
Я резко очнулась, будто толкнули, хотела сесть, но меня остановила железная рука дружинного.
– Лежи, попрыгунья. Сумела на пороге у Финиста отравленную стрелу отыскать, не плачься теперь.
– Стреляли в князя? – деловито уточнил стоящий рядом Парацельс.
Леший коротко кивнул. Грек помрачнел:
– Эти твари давно на него охотятся, разбоем в море выманивают. Черномор даже бурю поднял в последний-то раз, чтоб Финиста не пустить,
– А почто тебе о подобном слыхать, лекарь? Сам же признался, ничего ты в северных ядах не смыслишь. Ранили бы Финиста, он через сутки замертво бы слег, и ты ничего поделать бы не сумел. Ежели б ты о том яде загодя прознал, то за книги ученые б сел. Вдруг да нашел бы ответ. Меня иное гнетет, почто норманнам Финиста ядом потчевать? Коли уж убивать, так чтоб наверняка. А не хитромудрой отравой действовать.
– Так пытались они, раз пять уж на моей памяти с тех пор, как на Буян Финист вернулся. А цел и невредим великий князь. Вот и помыслили…
– Как же, – невесело хмыкнул Леший, – помыслили! Столь хитро мыслить-то они не умеют… Да и яд у норманнов непростой. Через день с ног валит, после человек в сон впадает, тяжелый да страшный, на смерть похожий. Со стороны и не отличишь, жив али мертв уже. Ежели ядом травленного успеть снадобьем напоить, он быстро на ноги встанет. Коли же в сон успеет уйти, долгой дорога к жизни окажется. Финиста б похоронили в усыпальнице княжеской, и никто б после не хватился тела его. А тут…
– Хула! – четко определила я. – Я его видела, пока вы дрались. И кстати, не он ли Бьерну под шумок про меня нашептал?
А ведь и правда, ему ничего не мешало. Там в толчее к пленным норманнам подобраться способен был любой. А устроить ради возможности перемолвиться драку на площади Хуле было бы лишь в удовольствие. Но затевать все только ради моего имени? Да и откуда ему было знать, что я появилась в Арконе?
Последовала тишина.
– А вовремя мы приплыли, – с непередаваемой интонацией заметил Леший, ласково так. На месте тех, кто покушается на Финиста, я бы немедленно бросилась прочь, теряя тапки.
– Да, только вас тут и не хватало! – не очень-то радушно бросил Парацельс, невысокий греческий лекарь явно пребывал не в духе.
Леший резко развернулся к нему, нахмурился:
– А ну-ка, выкладывай все без утайки, – велел он.
Парацельс ответить не успел. За дверью раздался шум, торопливая женская речь.
– Замолчи! – услышали мы громкое и отчетливое. Финист, на моей памяти, не говорил так почти никогда, выходит, сейчас был разгневан не на шутку. – Твои слова я услышал, чего еще от меня желаешь?
– Я люблю его, брат! – явственно раздалось в ответ. О, кажется, я знаю, кто за дверью яростно спорит с великим князем и отчего. Кажется, сейчас нас погонят взашей…
Резная узорчатыми листьями дверь широко распахнулась, и внутрь буквально влетела красавица с толстыми русыми косами, в тяжелом парчовом наряде. Радимира. Добрейшей души молодая женщина, вспыльчивая, порой заносчивая, сейчас она выглядела истинной княжной богатейшего города: в расшитом платье и кафтане с собольей опушкой, в тяжелом золотом венце с самоцветами, в красных расшитых сапожках.