Громовой ястреб. Родина Волхвов

Финист Макс

5.

Дни сменялись ночами, а за холодной тьмой ночей снова наступали тёплые дни. Вольга с Зулькой шли на северо-запад, с каждым днём приближаясь к Громовому Холму. Вечером Зулька обращалась в рысь, а Вольга доставал самодельный лук со стрелами, и оба шли охотиться. Охота доставляла куда больше радости, когда зверь и человек соревновались в ловкости, силясь раздобыть больше пропитания, чем соперник. Вольга был не слишком метким стрелком, ибо ещё в деревне всегда предпочитал охоте рыбалку. Это заметно сказывалось теперь на количестве его побед и поражений, потому как большую часть пути они останавливались на ночлег вдали от каких-либо водоёмов, а потому юноше не удавалось продемонстрировать лучшие из своих навыков.

Зулька

же, как настоящая кошка, была хороша во всём. Будь то охота на зайцев или ловля рыбы. Конечно, ей не очень нравилось мокнуть в воде, оттого рыбу она ловила, взобравшись на прибрежную корягу и внимательно высматривая блестящие силуэты под водой. Как только она замечала добычу, её лапа проскальзывала под поверхность за долю секунды и чаще всего вытаскивала оттуда насаженную на коготь рыбину. После первой пойманной таким образом рыбы, остальные пугались и расплывались далеко от того места, где на коряге сидела огромная рысь. Вольга быстро подметил особенности Зулькиной тактики и всегда уходил от неё максимально далеко туда, куда чаще всего и сбегала перепуганная ею рыба. Там он ловил её на длинную верёвку с крючком и всегда побеждал в рыболовном состязании количеством пойманной рыбы.

Совсем по-другому складывалась охота. Пока Вольга, щурясь в вечерней темноте, старался максимально тихо красться по лесу, чтобы не спугнуть случайного зайца, Зулька бесшумным ветром проносилась на мягких лапах, настигая ушастых одного за другим. Вечерние сумерки не мешали её ночному зрению. Ни один заяц не мог сбежать от её стремительных упругих лап, разве что находил неподалёку пустую нору. В противном случае рысь быстро нагоняла его. В случае же Вольги побег зайчика оказывался катастрофой и разгромным поражением. Ведь если бы он только мог метко стрелять, это бы не оказывалось проблемой, ибо стрела догоняла бы бегущую жертву. Но юноша промахивался каждый раз, когда расстояние между ним и зверьком оказывалось больше пятидесяти шагов. А на пятьдесят шагов его и подпускали-то немногие.

Вот так, в очередной раз, возвратившись в лагерь ни с чем, Вольга устало плюхнулся на бревно у приготовленного для розжига хвороста. Палки уже были уложены шалашиком вокруг старой сухой коры, а поверх них стояли крупные сухие обломки ветвей, готовые стать превосходными углями. Вся конструкция была хорошо укомплектована старой сухой листвой, засохшим мхом и старой травой. Вольга достал из узелка огниво и огляделся в поисках дикарки. Скоро она появилась из леса, держа в зубах две крупных заячьих тушки. Добравшись до костра, Зулька обратилась обратно в человека и самодовольно заявила:

– Вуфга фа, Фольга о!

– Что-что? – Переспросил Вольга и вытащил у девушки из зубов меховые тушки. – Повтори.

– Зулька – два! Вольга – ноль! – Гордо заявила девушка.

– А-а… ну, да… не мое это. – Согласился Вольга. Девушка только скривила в ответ забавную рожицу. Юноша принялся высекать искры, но сухая трава никак не хотела загораться.

– Зулька – два! Вольга – ноль! Зулька – два! Вольга – ноль! Зулька – два! Вольга – ноль! – Распевала девушка под руку Вольге, танцуя вокруг него и кострища безумный танец радости, счастья и самодовольства.

– Боги! Прекрати, Зулька! Мешаешь же! – Воскликнул Вольга и девушка тут же замерла. Он продолжил высекать искры, но огонь никак не хотел загораться. Спустя ещё несколько попыток особенно густой сноп искр всё-таки поджёг сухую листву. – Ага! – Вскричала юноша, как вдруг обратил внимание, что Зулька всё ещё не издала ни звука. – Зулька? Ну, ты чего? Обиделась, что ли? – Спросил он, оглянувшись. Девушка стояла как вкопанная и не обращала на него никакого внимания. Рысьи уши на её голове ожили и вертелись теперь в разные стороны, пытаясь уловить что-то неслышимое для человека, глаза же смотрели в одну точку.

– Ш-ш-ш-ш! – Прошипела Зулька.

– Что с тобой? – Спросил юноша, как вдруг девушка обратилась в кошку и помечалась куда-то в чащу.

– Ш-ш-шипит пожар! – Воскликнула она на бегу, возвращая на время рту человечью форму. Вольга подхватил с земли лук, стрелы с посохом и помчался вслед за ней.

Бежать пришлось не так далеко, и Вольга даже не успел сбить дыхание. Они выскочили из леса на просторную поляну, на которой был сложен огромный костёр меж тремя странными треугольными конструкциями, сплетёнными из костей. На костре, привязанная к огромному сухому дереву, стояла молодая девушка, на первый взгляд на несколько лет старше Вольги. У неё были кудрявые рыжие волосы с седыми прядями, растущими от висков, сплетённые в одну толстую косу, тонкий с горбинкой нос и острый подбородок. На лбу у девушки заметно было уродливое клеймо в виде безобразного глаза. Она была одета в длинное вышитое обережными узорами льняное платье, поверх которого была меховая жилетка. Вокруг костра читал заунывную молитву высокий худой мужчина средних лет с жидкой бородой и залысинами. Пламя большого костра подходило к девице медленно, чтобы она могла испытать ужас от осознания того, что скоро умрёт.

– Спасай её, я его отвлеку! – Воскликнул Вольга, выбегая на поляну. Зулька всё поняла и мигом бросилась в огонь. Рыча от боли, она перегрызла путы и за меховую жилетку вытянула жертву из пламени, после чего упала на землю и принялась кататься в траве, чтобы затушить подпаленную шкуру. Тем временем Вольга на бегу выстрелил из лука в высокого жреца и… промахнулся, по меньшей мере, на десять локтей, чем только обратил на себя внимание врага. Обернувшись, мужик забормотал какие-то молитвы, и юноша почувствовал, как зрение начинает его подводить, но сила уже клокотала в нём, и он успел выпустить её мощь во врага. Молния поразила тёмного жреца в грудь, но, даже вскрикнув от боли, он не перестал читать свою молитву. И тогда земля забурлила, словно кипящая вода в котелке и из её бурлящих глубин возникли кости мёртвых птиц. Воплотились в тени деревьев чёрные перья и облепили собою гнилые кости, и взмыли мёртвая стая в небо, затмив собою солнце. Во тьме юноша потерял противника из виду и только слышал иногда, где-то поодаль, быстрые шаги. Вольга собрался с силами и метнул молнию во тьму, но не смог поразить врага. Только несколько обгоревших перьев пали перед ним на землю. Вдруг пение жреца продолжилось. Оно донеслось из-за спины Вольги. Парень обернулся и тут же почувствовал, как со всех сторон ринулись на него чёрные мёртвые вороны, облепили они всё его тело, вцепились в кожу острыми когтями и бросились выклёвывать глаза.

Вольга закрыл глаза локтем и закричал, но в рот тут же набились холодные, грязные кости, старающиеся протолкнуться ещё глубже в его глотку. Задыхаясь, захлёбываясь перьями, он упал на колени, а монотонный голос всё приближался и приближался, заунывно читая молитвы и запевая протяжные песнопения. Когда тяжёлое покрывало мёртвых птиц придавило юношу к земле, он ощутил на своей голове сухие длинные пальцы, с острыми ногтями, плотно впившимися в его череп.

– Глупец… – проговорил над ним монотонный голос, – ты не соперник жрецу Чернобога…

Парень чувствовал, что бессилен. Он был придавлен к земле, его глаза пытались выклевать птицы и оттого он зажимал их локтем изо всех сил, а рот был набит костями и перьями, только правая рука изо всех сил вжималась в… посох! Птицы царапали и клевали его правую руку, но он не отпустил своего сокровища. Раз уж выпустить молнию из глаз и рта не получится, он попробует перенаправить её в оружие Итильбера. Сконцентрироваться было сложно, но собрав силу в своей груди, он всё-таки смог перенаправить её в руку и влить в деревянную палку. С усилием двинув придавленной рукой, он направил посох на тёмного жреца и приказал молниям ударить куда-то над собой. Именно там, по его представлениям и стоял высокий враг. Послышался крик, и кости птиц потеряли на миг свою колдовскую силу. Этого Вольге вполне хватило, чтобы подняться на ноги, открыть глаза и ударить жреца в грудь силой светящихся грозами глаз. Скелеты птиц обвалились безвольными грудами на изрытую землю, а перья, сотканные из теней, растворились в свете разгоревшегося жертвенного костра. Тут же Вольга выплюнул старые грязные кости изо рта, и его стошнило на траву. Придя в себя, он посмотрел на жреца: тот ещё дышал.