Гроза над крышами
Шрифт:
— Да нет у меня никаких Любовей, — сказал Тарик.
И нисколечко не врал: как-то прожил до сего дня без настоящих Любовей, о каких пишут в голых книжках, да и в жизни они, говорят, случаются. В гаральянку Тами он ничуть не влюбился, просто она ему страшно понравилась — не только красивущая, каких много, а еще и необычная чужеземка. Да и кое-какие слухи о нравах гара- льянских девчонок не на шутку душу будоражили...
— Ладно, о бабах потом, мечем на стол, — степенно сказал ватажник Балур, усаживаясь. — Уж сегодня есть чем душу порадовать, хоть и радуем что ни день, а сегодня кое-что особенное, ты, Тарик, такого и не пробовал... Дангул, твоя забота.
— Да уж знаю... — проворчал Дангул, вечный виночерпий ватаги.
Когда
И напоследок брякнул на стол бутылки, каких Тарик и в самом деле никогда прежде не видел: не просто стеклянные, а из синедымчатого стекла, пузатые, с фигурными горлышками, и каждое украшено самой натуральной печатью из коричневого сургуча с непонятной эмблемой, красиво исполненной.
Дангул принялся ловко очищать сургуч с пробок и выдергивать их большущим штопором, а Балур наставительно сказал:
— Вот, дивись, Тарик. Вишневая водочка из Аабитена. Редко к нам приходит, и прямиком в «Погреба Фитичано», а оттуда, чтоб ты знал, идет в дворянские винные погреба и даже в королевский дворец. Глотнешь сейчас того же самого, что и его светлое величество. Раз в год приходит корабль из Аабитена, большущий, так что работы на два денька. Прошлогоднего ты еще не застал. — Он широко ухмыльнулся. — Когда корабль большущий, работы много, но и пользы больше...
Тарик ответил понимающей ухмылкой.
Многим интересным грузам роковым образом не везет — пялься трюмный, Приказчики и караульные хоть в шесть глаз, а паре-тройке тюков, ящиков, мешков непременно грузали «приделают ноги», как это исстари зовется. Тут главное — знать меру и не зарываться, не грабастать чересчур. Тем более что умудренные жизнью трюмные прекрасно знают, что есть вещи, с которыми бороться так же бесполезно, как ловить шапкой радугу или ветер. И понимают: если одному мешку-ящику из полусотни приделают ноги, это неизбежное зло наподобие дорожной подати. И Приказчики, и Стражники, и Канцеляристы, и служители непременно получают малую толику мзды, а потому закрывают глаза на такое удивительное явление природы, как убежавшие на своих ногах бочоночки и мешки. Есть магическое слово «усушка» — неизбежная долька потерь при разгрузке. Все судовладельцы и трюмные его учитывают, оно в судовые документы занесено. Главное, как уже говорилось, не зарываться и знать меру — и всем будет хорошо, спокойно, выгодно...
Есть и еще одна любопытная штука, согласно регламентам вообще-то потаенка, а на деле — совсем другое. Потаенку скрывают от шнырял в обычном грузе, за который платят пошлины и на который заводят кучу документов. А это называется «груз-привид». Приходит корабль с полнешеньким трюмом, и его недешевый груз волшебным образом улетучивается в столицу, как сущий привид, ни единой строчкой не запечатленный ни в одном документе. Как не было. Судовладельцу это, легко понять, стоит денежек, но меньше, чем пришлось бы заплатить таможенных пошлин. Но грузали тут ни при чем, они всего-навсего, как и вышеназванная публика, получают свою малую мзду еще и за то, что всегда прилежно исполняют указание: об этом грузе не просто забыть, а еще и ничему ноги не приделывать...
Как давно объяснили Тарику грузали с наказом не болтать за воротами порта, тут уж главную денежку гребут высокие господа, не чета простым работягам: в доле и начальник Стражи, и начальник таможни, и Чиновные высоких степеней из главной портовой канцелярии, и начальник порта, благородный граф в чине порт-адмирала, то есть адмирала сухопутного.
Совсем другое дело — в лабазах. Вот там
И с бутылками с вином (как и с дорогонькой посудой) совсем просто: там уже не усушка, а «бой», и будьте уверены: без оговоренного в документах боя ни одна разгрузка не обходится, что в бумагах прилежно отражено...
— Мы и тебе в шкафчик пару бутыльков поставили, Тарик, — сказал Балур. — Батя порадуется.
— Благодарствую, — сказал Тарик. — Но ведь Кабадош...
— Перебьется старый выжига. Пусть хлобыщет что попроще. Мы там тебе еще мелкоты положили, так что хватит с него...
— Благодарствую, — повторил Тарик.
— Не за что, — отмахнулся ватажник. — Ежели умеешь с людями жить, люди это оценят, а ты умеешь... Ну, сухая ложка рот дерет. Дангул, расплескивай! Тарику, конечно, на палец — рановато ему побольше. Сегодня не откажешься, Тарик?
— Сегодня не откажусь, — сказал Тарик. — В жизни не пробовал лабитенских водочек. Вообще, мы пока только пиво понемножку...
— Ничего, какие твои годы...
В стаканы полилась алая, приятно пахнущая вишневка (грузалям до краев, Тарику — на палец, но пальцы у Дангула вдвое шире его собственных). Четвертый раз в жизни Тарику предстояло глотнуть чего-то крепче пива — и всякий раз здесь, понятное дело (о чем он не без гордости рассказывал на сходах ватажки). Первый раз жутко закашлялся, а потом привык. Грузали посмеялись: у нас и воротный столб выпьет. Сами они крепкое потребляли так, что поначалу Тарика, пока он не приобвык, это натурально ужасало. И не трезвые, и не пьяные: по полному стакану утречком, в обед и вечером, а если зарядят осенние ливни или зима выдастся холодной — и по два. И тянулось это годами. Фишта, самый молодой из них, как-то сказал Тарику:
— Пять годочков тут работаю — ни денька сухим не был.
А случившийся рядом Балур, вкалывавший грузалем дольше всех остальных, насмешливо фыркнул:
— Удивил, Бабий Егерь! Против моих пятнадцати годочков хлипковат будешь...
И ведь вечером, крепко поужинав и одевшись в хорошее, они всегдашней ватагой отправляются в одну из излюбленных грузалями таверн, где просидят до полуночи, а потом (о чем женам благоразумно не говорят) переберутся в один из веселых домов... Но тут уж Фишта по некоторым веским причинам с ними ходит редко, да и таверну частенько по тем же причинам покидает задолго до полуночи, к чему ватага, знающая подноготную друг друга, относится с полным пониманием. Они жалеют только, что развлечься по полной не всегда удается: проще говоря, не случается драк с Матросами. Матросы, что ходят не первый год, от драк с грузалями частенько уклоняются: уж на что они мужики крепкие, а с грузалями связываться — себе дороже. Давненько уж в порту кружит непридуманная история про ватажника Шагама со второго причала, который однажды вывернул из земли уличный фонарь и разогнал им дюжину Матросов. Тарик его не раз видел — а ведь и не подумаешь...
— За что выпьем? — деловито спросил Кори.
Тарик решился:
— А давайте за здоровье навигаре Бельтера!
— Это кто такой?
— Навигаре-трюмный с «Прекрасной рыбачки», у которой недавно котел взорвался возле мысаЯлвакан.
Он знал, что обо всем случившемся на реке в порту узнают быстро. И точно, Кори кивнул:
— Слыхали, как же. Хороший человек?
— Хороший, — твердо сказал Тарик.
— Ну, за здоровье хорошего человека чего ж не выпить, — веско сказал Балур. — Погнали!