Грязная история
Шрифт:
На верхней палубе мы отыскали небольшую столовую, и темнокожий стюард принес нам кофе с тостами. Этот малый говорил по-французски, но Гутар сказал, что он сенегалец. Чуть позже появился какой-то офицер — сухощавый молодой человек с одутловатым лицом, впрочем довольно крепкий на вид. Кивнув нам, он уселся на дальнем конце стола. Стюард тотчас подал кофе и фрукты. Как только он вышел, офицер снова взглянул на нас.
— Насколько я понимаю, вы новые пассажиры, — заметил он по-французски.
Гутар кивнул:
— А вы часто принимаете пассажиров?
— Не слишком. Все зависит от капитана. —
— Что значит «пока»?
— Иногда в Адене мы берем несколько человек и селим на палубе. Арабы вечно хотят переправиться из Адена в Занзибар, но после них весь корабль воняет.
— Из-за нас вам это не грозит.
— Верно. — Офицер вновь улыбнулся. — Но если вы не против, хочу предупредить, что вы заняли за столом место капитана.
— Спасибо, — кивнул Гутар, продолжая сидеть как ни в чем не бывало.
Я хотел подняться, но моряк махнул мне рукой:
— Можете пока не беспокоиться. Но вообще-то на «Вольвертеме» это единственная формальность, которую мы соблюдаем. Все, включая самого капитана, глубоко равнодушны ко всякого рода церемониям.
Он оказался большим любителем поболтать.
Выяснилось, что, несмотря на либерийскую приписку, «Вольвертем» принадлежит бельгийской компании. Офицеры — сплошь бельгийцы и немцы, а матросов набрали из сенегальцев и алжирцев. Судно плыло из Антверпена в португальскую колонию Лоренсу-Маркиш в Восточной Африке с грузом стальной арматуры для строительства. Во всяком случае, следовало уповать, что оно туда доберется, поскольку неприятности с конденсатором уже вынудили «Вольвертем» зайти на ремонт в Пирей и проторчать там целых две недели. Однако не исключалось, что конденсатор опять даст слабину. По словам третьего помощника Бержье, всякого рода нарушения графика для команды «Вольвертема» давно стали привычным делом.
За ленчем мы познакомились с капитаном Ван-Бунненом — тощим седым фламандцем с вытянутой физиономией, горькой складкой губ и тяжелыми, набрякшими веками. Я дал бы ему лет пятьдесят. Если командование «Вольвертемом» было высшим достижением мореходной карьеры Ван-Буннена (а это явно соответствовало действительности), у него были веские причины для недовольства.
Сначала капитан совершенно не обращал на нас внимания. Поскольку он получил от Геннадио или его агента приличную взятку за то, чтобы не видеть, как мы проникли на судно, меня такое поведение не удивляло. Видно, Ван-Буннен предпочитал игнорировать свидетелей своей продажности. Остальные офицеры, включая старшего механика, немца, встретившего нас на борту, и дежурного Бержье, который до появления капитана без умолку болтал, тоже старательно нас не замечали. Скорее всего, и они получили определенную мзду.
Если Гутар не выносил поучений, то еще менее был склонен терпеть равнодушие к своей особе. По мере того как все насыщались, его крысиный оскал становился все более зловещим. Наконец, когда подали кофе, он, не выдержав, направился к Ван-Буннену.
— Ив Гутар, капитан, — представился он. — Рад с вами познакомиться.
Капитан, смущенно помедлив, с неохотой пожал протянутую руку.
— Ван-Буннен, —
Гутар указал на меня:
— А это мой друг месье Симпсон.
Мы с капитаном промычали друг другу нечто весьма невразумительное.
— Мы искренне надеемся, — бодро продолжал Гутар, — что наш довольно необычный способ появления на вашем судне не будет превратно истолкован. Нам, журналистам, как вы понимаете, порой случается раздобыть сведения о неприглядных, а то и скандальных историях, каковые политики предпочли бы замять. И тогда приходится путешествовать самым невероятным образом.
— Да-да, конечно, — промямлил капитан.
Поверил Ван-Буннен этой чепухе или нет — трудно сказать, но в тот момент ему было проще сделать вид, будто он принял ее за чистую монету. Версия Гутара избавляла капитана от неловкости в общении с нами, и он представил нас своим офицерам.
Это было в среду. До Порт-Саида же предполагалось добраться в пятницу. К вечеру четверга Гутар и капитан стали неразлучными друзьями. Меня это не волновало — я вполне мог побыть наедине с собой, пытаясь уверовать, что завтра никогда не настанет и мне нет нужды задумываться о будущем.
Стояла на редкость теплая ночь, и, вместо того чтобы спать в душной каюте, я задремал в шезлонге на палубе. Неожиданно появился Гутар и, подтащив другой шезлонг, поставил его рядом с моим.
Француз побывал у капитана, и теперь от него разило джином. Впрочем, он не был пьян и говорил совершенно нормально, разве что стал немного дружелюбнее обычного.
— Знаете, в чем беда нашего капитана? — начал француз.
— Слишком много пьет?
— Да, но дело не в том. Самое скверное — что бедняга совсем не умеет пить. Я оставил его вдрызг пьяным.
— Я бы и сам с удовольствием напился.
— В каюте осталось немного бренди. Если угодно, принесите его.
— Хорошо.
— И не забудьте прихватить стаканы из-под зубных щеток.
Гутар — из тех, кто всегда найдет мальчика на побегушках.
Когда я вернулся, он стоял облокотившись о поручни и смотрел на волны за кормой. Он взял у меня бренди и, разлив остатки по стаканам, кинул пустую бутылку за борт.
— Ваше здоровье, — выдохнул француз.
— Ваше, — отозвался я.
Я снова сел в шезлонг, мечтая, чтобы Гутар оставил меня одного. Мне не хотелось ни разговаривать, ни думать, только выпить напоследок немного бренди. Но Гутар опять разлегся в шезлонге, закинув ноги на нижний поручень.
— Вы хотите остаться в Порт-Саиде? — полюбопытствовал он.
— Не больше, чем потребует необходимость.
— А куда отправитесь потом?
— Может быть, на Кипр.
— Почему именно туда?
— Да какая разница?
— Вы не боитесь, что вас оттуда вышлют? Сейчас киприоты заодно с греками.
— Сомневаюсь, чтобы греки стали из-за меня что-то предпринимать.
На самом деле я об этом просто не подумал. И мне еще больше захотелось, чтобы Гутар ушел.
— Ну, я не стал бы так рисковать. А кроме того, что вас ждет на Кипре?
На этот вопрос у меня не было ответа, и я отделался неопределенным ворчанием.
— Вы знаете Лоренсу-Маркиш, куда плывет наше судно? — не отставал француз. — Бывали там когда-нибудь?