Грязный Гарри [другой перевод]
Шрифт:
Бресслер резко отвернулся и взял со стола коробку из-под обуви. Она была обернута в плотную коричневую бумагу, один край которой оказался уже надорванным.
— Это было адресовано мэру. Вначале ее изучили люди из отдела по борьбе с терроризмом, а потом направили нам… После того, как увидели, что внутри.
Он сбросил крышку и вручил Гарри сложенный лист бумаги:
— Прочти.
Это была записка, написанная мягким черным карандашом, каждая буква тщательно выписана, словно по школьным прописям для каллиграфии. Гарри прочитал ее
— «Мэри Энн Дикон. Похоронена заживо».
Гарри показалось, что ему за шиворот бросили кусок льда. Он слышал прерывистое дыхание Чико и удары собственного сердца.
— Похоронена заживо?
— Читай дальше, — хриплым голосом сказал Бресслер.
Гарри снова опустил взгляд на неестественно белый лист.
— «Грязная игра полицейских ублюдков заставила меня пойти на это. Поблагодарите за это свои тупые свинячьи головы. Выкуп за эту сучку — двести тысяч долларов старыми купюрами по десять и двадцать долларов. Деньги принесет один, в сумке. Эспланада у Дивизидарио. В девять часов вечера. Ей хватит воздуха до трех утра. Красный лифчик и трусики. Большие сиськи. Родинка на левом бедре». Вот ублюдок!
— Без комментариев, Гарри… Читай!
Гарри с такой силой сжал бумагу, что костяшки пальцев побелели от напряжения. Он продолжал читать, с трудом выговаривая слова, голос его звенел, как натянутая струна:
— «Если все будет в порядке, вы доберетесь до девушки к двум часам ночи. Начнете хитрить — она умрет. Медленно задохнется». Подписано: «Скорпион».
Гарри двумя пальцами передал записку Бресслеру:
— Продезинфицируй.
Бресслер аккуратно сложил бумагу и опустил в плотный конверт.
— Отпечатков нет. Он очень осторожный, этот Скорпион. Очень осторожный и очень скрупулезный. И не шутит. Загляни в коробку.
Гарри подошел к столу и вывалил содержимое коробки на полированную крышку. Красный лифчик большого размера, красные нейлоновые трусики, завязанная тугим узлом длинная прядь светлых волос — и коренной зуб с запекшейся почерневшей кровью.
— Школьный дантист идентифицировал зуб, — голос Бресслера звучал подозрительно спокойно. — Он говорит, что его вырвали каким-то грубым инструментом, чем-то вроде пассатижей.
— Она мертва, — сказал Гарри. — Ты же понимаешь это, Эл!
— Мне известно лишь то, что написано в письме. Она будет жива до трех часов утра.
— Она мертва, — Гарри аккуратно, один за одним, убрал предметы со стола в коробку.
Побагровевший от гнева Бресслер бросил на Гарри испепеляющий взгляд:
— Мы больше не будем вникать в психологию этого типа, Гарри! Понятно?! Мы сделаем в точности то, что он требует, в точности, и никаких фокусов! Мы достаточно наигрались в разные игры прошлой ночью, и что мы можем предъявить? Погиб отличный полицейский, а теперь еще и Мэри Энн Дикон. Мэр собирает деньги из своих собственных… частных фондов, привлекает для этого частных лиц. Он готов на все,
В кабинете вдруг стало очень тихо, было слышно, как жужжит спрятанный в стене кондиционер. Лицо Бресслера превратилось в непроницаемую маску.
— Дерьмовая работенка, — Гарри смотрел прямо в глаза лейтенанту.
Бресслер кивнул:
— Он подкараулит посредника в темном месте, проломит голову и спокойно заберет деньги. Ты прав, работа дерьмовая. Берешься?
Гарри оглянулся, бросил взгляд на коробку с окровавленным зубом и аккуратно сложенными красными трусиками.
— А как же, — проворчал он, — пошло бы все это к чертям.
— Хорошо, — Бресслер решительно подошел к столу. — К шести вечера тебе надо быть в кабинете шефа. В шесть ноль-ноль, Гарри!
Все это время Чико молча стоял в дверях кабинета — увидев, что разговор окончен, он направился к Бресслеру:
— На каком этапе я подключаюсь к операции?
— Ни на каком. Ты в ней не участвуешь, — отвернувшись, ответил Бресслер.
Ни один предок в могучей ветви рода, к которой принадлежал Чико Гонзалес, не мог похвастаться хладнокровием и кротостью нрава — Чико обладал способностью закипать в совершенно безобидных ситуациях, а сейчас в его венах бушевала кровь древних хозяев континента.
— Не пойдет!
Бресслер вздрогнул, словно от пощечины:
— Повтори, что ты сказал, Гонзалес?
— Я сказал, не пойдет. Гарри один, без прикрытия — вы уверены, что это удачная мысль?
— Нет, — ледяным тоном сказал Бресслер, — не уверен, но мы будем действовать именно так.
— Значит, вы будете иметь еще одного покойника.
Лицо лейтенанта приобрело цвет домашнего клубничного вина — он ткнул пальцем в сторону Чико и рявкнул:
— А ну задержись на минутку, Гонзалес!
— Нет, я не задержусь здесь ни на секунду. Может, я и новичок, но не идиот. Теперь я понимаю, почему его называют Грязный Гарри… Да, теперь я это понимаю. Потому что ему поручают самую грязную, самую рискованную работу! Гарри прав, это дерьмовая работа, и вы не имеете права посылать его в одиночку!
— Ты сейчас договоришься у меня, Гонзалес! Я отстраняю тебя от операции, будешь патрулировать порт!
Бресслер протянул руку к телефону, но Гарри опередил его:
— Успокойся, Эл. Парень просто вымотался. Не надо ссориться, лучше дай ему как следует выспаться.
Бресслер помотал головой, словно собака, отряхивающаяся после купания:
— Проваливайте отсюда, оба!
Гарри усмехнулся и крепко схватил Чико за руку. Они вышли из кабинета лейтенанта, около своего рабочего стола Гарри остановился:
— Что это на тебя нашло, Панчо Виллья[6]? За такие разговорчики лейтенант может дать пинка под зад. Ты, видно, хороший человек, Чико, но папа Бресслер выступает в другой весовой категории.
— И все равно это несправедливо, — Чико исподлобья смотрел на Гарри.