Гвардейский крейсер «Красный Кавказ» (1926-1945)
Шрифт:
– В чем дело?
– Приказано задержаться на сорок минут и принять на борт штаб сорок четвертой армии...
Опять поданы швартовы. Я присел покурить. На часы старался не глядеть. Бежало драгоценное время. Штаб прибыл с редкой точностью. Но за эти 40 минут на бухту снова опустился туман. Густая, пахнущая сыростью пелена накрыла корабль. Пришлось идти "на стопе" (идти на "стопе", значит останавливать машины после нескольких оборотов винта и пользоваться для продвижения корабля силой инерции.
Не шли, а ползли к воротам гавани. Вдруг с полубака доложили впередсмотрящие:
– Прямо по курсу транспорт!
И
– Полный назад!
Команда пошла по цепочке краснофлотцев. А транспорт все ближе. Неужели не успеем? Но вот крейсер едва ощутимо задрожал и остановился. Я доложил по радио командиру Новороссийской базы о случившемся и получил приказание ждать. Снова - напрасная трата времени! Прошел час, другой, третий... Стало ясно, что теперь темнота не прикроет нас на обратном пути, шансы на благополучный исход снижались. В 24 часа пришла радиограмма: "Идите на выполнение задачи".
Едва миновав кромку минного заграждения и выбравшись из полосы тумана, мы развили скорость в 24 узла и почти не снижали ее до самой Феодосии. Но упущенное время наверстать уже не смогли. Синоптики на этот раз тоже, к сожалению, не ошиблись. В районе Феодосии действительно свирепствовал шторм.Восьмибалльный встречный ветер срывал пену с гребней волн. Видимость резко ухудшилась. Вода заливала надстройки и грузы на палубе.
Погрузка на корабль артиллерии десанта
Семнадцать градусов ниже нуля! Такой погоды в районе Феодосии не помнил никто из корабельных ветеранов. Я предупредил командира зенитного дивизиона, чтобы его бойцы следили за техникой и не разморозили автомашины и тягачи.
В Феодосийском заливе нас поджидала еще одна неприятность - туман. Только этого не хватало! Пришлось сбавлять обороты машин, теряя минуты, с трудом выигранные на переходе. На мостике появился (в который уже раз за эту ночь!) наш штурман капитан-лейтенант Елисеенко.
– Сейчас откроется огонь Феодосийского маяка, - доложил он. Огонь должны были включить специально для "Красного Кавказа" в момент его подхода к порту. Но время, назначенное штурманом, вышло, а маяк не открывался. Уж не ошибся ли Елисеенко? Точно ли определил наше место в море?
У Леонида Соболева есть замечательно верные слова: "Ужасна судьба корабля, потерявшего свое место в море! Еще ужаснее состояние его капитана..." Это как раз то, что испытывал сейчас я. Если мы потеряли место, то при такой плохой видимости, даже незначительно отклонившись от курса при 18 узлах хода, мы можем выскочить на берег. Времени для раздумий не оставалось. Если через минуту не откроется огонь, надо поворачивать обратно в море, уходить подальше, чтобы провести день вне зоны действия пикировщиков...
Я начал считать про себя: "Ноль один, ноль два... ноль тридцать... ноль сорок..." Каждый поворот винтов неумолимо приближает нас к берегу, к камням. Еще двадцать секунд и я скомандую: "Лево на борт!" И случилось именно так, как
– Огонь прямо по носу!
Действительно, впереди в тумане появилось багровое пятно маяка. Вот мы снова в Феодосии. Сейчас здесь тишина. Не бьют пушки, не свистят снаряды и мины. Лишь развалины домов напоминают о том, что произошло несколько суток назад.
На баке во время швартовки
С рассветом "Красный Кавказ" предстал перед изумленными феодосийцами в каком-то поистине фантастическом виде. Лед, искрившийся на солнце, покрывал весь крейсер от клотиков до палубы. Фалы, стволы орудий, леера, решетки вентиляторов, кнехты, задрайки, блоки, ажурные стрелы - все обледенело! С реев, мостиков, надстроек свисали длинные голубоватые сосульки. На крышах башен образовались толстые прозрачные шапки.
Выглядело все это красиво, но для нас и доставленных нами зенитчиков было не особенно приятно. Погруженные прямо на палубу пушки, автомашины, тягачи и ящики со снарядами будто срослись с кораблем. Их приходилось вырубать изо льда и обдирать ломами. Несмотря на наше предупреждение, водители автомашин и тягачей недосмотрели - вода в радиаторах замерзла, моторы не заводились. А ведь мы рассчитывали, что вся эта техника подойдет под стрелу своим ходом. Теперь машины приходилось катить вручную. Работа тяжелая и канительная. Особенно трудно пришлось с тракторами. Они весили по тринадцати тонн. И как ни бились краснофлотцы, тягачи стояли на месте.
А солнце поднималось все выше. В небе - ни облачка. Идеальная погода для вражеской авиации. Никто не сомневался, что фашисты не замедлят воспользоваться этим. Первыми пришли разведчики. Два самолета осмотрели порт с большой высоты, вне досягаемости зенитного огня, и, конечно, же донесли на свою базу о нашем появлении здесь. Следовало срочно завершить разгрузку.
Старший помощник приказал направить к грузам всех свободных от вахты краснофлотцев. Ящики со снарядами на руках подносили к сходне и спускали на стенку юзом. Главный боцман мичман Суханов основал мощные тали и с их помощью удалось наконец стронуть с места тягачи. Люди работали, сбросив шинели. Палуба быстро освобождалась от грузов. Вот уже последняя зенитная пушка, поднятая стрелой, закачалась над стенкой. Еще несколько минут - и мы свободны.
Но с правого борта, со стороны берега, появились уже шесть пикирующих бомбардировщиков. Самолеты, летевшие до того гуськом, разделились, изготовились к атаке со всех сторон и с высоты около трех тысяч метров вошли в крутое пике. Воздух наполнился треском зенитных пулеметов и батареи автоматов лейтенанта Дворникова. Гулкие удары спаренных 100-мм зенитных пушек батареи лейтенанта Машенина сливались с взрывами бомб.
Отогнанные ливнем свинца, пикировщики предприняли повторный заход. Один из вражеских пилотов решил, как видно, пикировать до предельно малой высоты. Было хорошо заметно, как от самолета отделилась крупная бомба. И в тот же момент "юнкере" загорелся.