Халтура

Батчер Джим

Я рассмеялся.

Лицо Ле Блан по-прежнему оставалось серьезным.

— Так, по-вашему, если людей насильно вынуждают чувствовать то, чего они чувствовать не хотят, — это любовь? — поинтересовался я.

— А что такое любовь, — парировала Ле Блан, — как не последовательности электрохимических сигналов в мозгу? Сигналы могут быть продублированы точно так же, как и любое другое ощущение.

— Любовь — это нечто большее, — сказал я.

— Вы любите эту женщину?

— Да, — сказал я. — Но в этом нет ничего нового.

Ле Блан оскалилась:

—

А как насчет того, что вы чувствуете теперь — влечение и жгучее желание, а? В этом-то есть новизна, да еще какая, и то, что вы чувствуете, совершенно неотличимо от ваших настоящих эмоций. Что скажете, сержант Мёрфи?

Мёрфи сглотнула, но с вампиром взглядом не встретилась. Незамысловатую ментальную атаку Ле Блан чародей мог отразить без проблем, но с обычным человеком, наверное, было бы покончено даже прежде, чем он осознает, что его разум подвергся вторжению. Вместо ответа Мёрфи сама задала вопрос:

— Зачем?

— Что зачем?

— Зачем это делать? Зачем эти эксперименты, зачем заставлять людей влюбляться друг в друга?

Ле Блан насмешливо выгнула бровь:

— Разве не очевидно?

Тут-то до меня вдруг дошло, что происходит.

— Белая Коллегия, — выдохнул я.

В отличие от Красных Белые — другой род вампиров, они кормятся жизненными силами своих жертв в основном за счет соблазнов. Истинная любовь и знаки истинной любви для них смертельны, как святая вода. Любовь к другому человеку как бы передается вам в момент близости, и тогда само прикосновение к вашей коже становится для отпрыска Белой Коллегии проклятием.

— Согласна, кое-какие побочные эффекты время от времени проявляются, — улыбнулась мне Ле Блан. — Но это пока очень малый процент от тестовой группы. И выжившие, как вы сами только что убедились, полностью счастливы. Они получают ту любовь, которую большей части вашего вида редко удается встретить и еще реже — сохранить. Здесь нет жертв, чародей.

— О да, — сказал я. — Разумеется. За исключением тех, кто не вынес навязанной им любви.

Ле Блан вздохнула:

— Смертные, чародей, подобны бабочкам-поденкам. Они живут краткий миг, и вот их уже нет. И те, кто умер из-за моих экспериментов, хотя бы умерли, прожив дни, а то и недели полного блаженства. Многие долгожители получали куда как меньше. То, что я здесь делаю, потенциально способно навеки уберечь смертных от Белой Коллегии.

— Если любовь кем-то вызвана насильно, то это не истинная любовь, — резко заявила Мёрфи.

— Нет, — сказала Ле Блан. — Но из такой близости и счастья истинная любовь не замедлит возникнуть, как я полагаю.

— Боже ты мой, какое благородство, — усмехнулся я.

В глазах Ле Блан сверкнуло что-то очень гадкое.

— Вы делаете это, чтобы избавиться от конкуренции, — сказал я. — И, черт побери, возможно, чтобы повысить популяцию людей в мире. Чтобы увеличить количество вашей пищи.

Вампирша оценивающе посмотрела на меня.

— Для работы есть много мотиваций, — сказала она. — Изложенную вами точку зрения приняли многие из моей Коллегии, кто не поддерживает идею усиления

и защиты смертных.

— О-о-о… — протянул я. — Вы вампир с золотым сердцем. Флоренс Найтингейл с клыками. Полагаю, это все оправдывает.

Ле Блан уставилась на меня. Потом ее взгляд метнулся к Мёрфи и обратно. Она улыбнулась краем губ.

— Для вас, Дрезден, в Красной Коллегии зарезервирована специальная клетка. Ее прутья покрыты лезвиями и шипами, и если вы попытаетесь заснуть, они будут вонзаться в вас и терзать.

— Заткнись, — бросила Мёрфи.

— Ее нижняя часть углублена примерно на фут, — спокойно и радостно продолжила Ле Блан, — так что вы будете стоять в собственных нечистотах. И еще перед клеткой имеются три копья с острыми наконечниками — это для того, чтобы каждый, кто пройдет мимо, мог провести несколько приятных мгновений, поучаствовав в наказании.

— Заткнись! — рявкнула Мёрфи.

— В конце концов, — мурлыкала Ле Блан, — вам вырвут кишки, и они будут валяться у ваших ног. А когда вы сдохнете, с вас сдерут кожу, выдубят и сделают из нее обивку для кресла в Красном Святилище.

— Заткнись! — дико заорала Мёрфи. Ее пистолет метнулся в сторону Ле Блан. — Закрой рот, сука!

Я осознал опасность на миг позже, чем следовало. Это была именно та реакция, которую хотела вызвать Ле Блан.

— Мёрф! Нет!

«ЗИГ» Мёрфи уже не был направлен на красномаечного, и он торопливо выхватил свое оружие из-под стола и не целясь, со всей возможной быстротой принялся давить на курок. Он находился не более чем в пятнадцати футах от Мёрфи, но первые пять пуль в нее не попали — я успел с помощью браслета-оберега поставить невидимый силовой барьер. Пули ударили в щит вспышками света, и от них расходящимися синими кругами пробежала воздушная рябь.

Мёрфи тем временем открыла огонь по Ле Блан. Стреляла она почти так же быстро, как красномаечный, но плюс к тому у нее был тренинг и дисциплина, необходимые для боя. Ее пули впивались в торс вампира, пробивая бледную плоть и вырывая сгустки красно-черной крови. Ле Блан отбросило в сторону — она не была мертва, но выстрелы задержали ее на секунду или две.

Когда пистолет красномаечного защелкал вхолостую, я опустил щит, поднял правый кулак и резким движением высвободил энергию кольца на своем указательном пальце. Кольцо накапливало энергию всякий раз, когда я шевелил рукой, и хранило до нужного момента. Невидимая сила из кольца сшибла красномаечного с ног и подбросила к потолку. Падая, он налетел спиной на угол стола и в отключке свалился на пол. Оружие выпало из ослабевших пальцев.

— Патроны кончились! — крикнула Мёрфи.

Развернувшись, я обнаружил, что Ле Блан уже оттолкнулась от стены и восстановила равновесие. Она одарила Мёрфи ненавидящим взглядом, глаза ее сделались полностью черными — и белок, и радужка. Она разинула рот в нечеловеческом вопле, и вампир, скрывающийся под женским обликом Ле Блан, вырвался наружу, словно скаковая лошадь из створа спортивных ворот, оставляя за собой клочки бледной, бескровной кожи.