Хамелеонша
Шрифт:
— И что же вы? — заволновалась я и не глядя вцепилась зубами в ветчину. — Неужто упустили?!
— А что я? Вернулся ни с чем домой, и там никто не поверил, доказательств-то нету. — Он отряхнул ладони и развел руками. — Так бы и забыли про эту историю, да только месяца три спустя нашли того кабана: оказалось, упал в соленый источник и там же утоп. Признали его лишь по обломку моей рогатины с фамильным гербом, застрявшему точнехонько в сердце. А когда вытащили хряка да разделали тушу, мясо нежнейшее оказалось. С тех пор и навострились солить на ветчину.
— Он вам уже поведал, что Игрунья — плод любви его лучшей
Я вздрогнула и наклонилась поправить пеленку Зои, сложенную на голове на манер капюшона.
— Так это что, все неправда про ветчину? — разочарованно протянула я, стараясь смотреть только на Альбрехта.
— Вестимо, правда! — возмутился тот. — Его высочеству-то откель знать дела полувековой давности. Он спустя только два десятка лет после той охоты мальчонкой бегать начал.
Я невольно покосилась на Бодуэна — настолько странной показалась мысль, что он тоже когда-то был мальчиком. Бодуэн, которого я знала, всегда был взрослым.
— Это ты зря помянул, Альбрехт, — усмехнулся регент. — Леди Лорелея теперь усиленно пытается представить меня в коротеньких брэ.
– Моя фантазия довольно скудна, ваше высочество, — сухо ответила я, отворачиваясь. — Такой подвиг ей не под силу.
— Все-то вы прибедняетесь. — Он посмотрел на небо, проверил пальцем ветер и объявил. — Привал окончен, нужно успеть до дождя.
— Успеть обратно в замок? — негромко спросила я, когда он отошел.
— Успеть до горной деревушки, — отозвался Альбрехт. — А до замка по любому не успеем, это сразу было ясно.
Я замерла и беспокойно глянула на наливающееся сплошным синяком небо. Искристые змейки пробегали по нему смертоносной вышивкой, гром гремел все ближе.
Альбрехт поднялся, и я собралась было последовать за ним, но рыцарь остановил.
— Вы бы того, леди, рами [26] проверили.
26
Широкие ленты, которыми младенцам обвязывали бедра, прообраз подгузников
Он красноречиво помахал ладонью перед носом. Я остановилась как вкопанная.
— Что? Погодите, Альбрехт, не уходите, может, вы…
— Нет уж, миледи, тут вы как-нибудь сами, — усмехнулся он и поскорее сбежал к Игрунье.
Я досадливо посмотрела на посмеивающихся мужчин, приблизила нос к Зои и поморщилась. Где тут ближайший куст для переодеваний?
24
Погодное предсказание вскоре начало сбываться. Зарядил противный сеющий дождь, слишком мелкий и слабый, чтобы промочить одежду насквозь, но достаточный, чтобы утяжелить её, ухудшить видимость, затруднить дорогу и испортить настроение. Наслаждаться больше не получалось. Остаток пути пришлось преодолевать медленно, то и дело спешиваясь и продвигаясь шагом, пока мужчины вели лошадей в поводу, ровных участков попадалось все меньше. Зои часто просыпалась, и мы ещё несколько раз останавливались из-за неё на короткий отдых.
Когда впереди показалась горсть домишек, прилипших к склону и съехавших с него на небольшое плоскогорье, я была уже вконец измучена и едва переставляла
Особенно трудно без родителей приходилось в самые первые годы. И когда тоска по ним становилась нестерпимой, Людо говорил, что в их раннем уходе тоже есть преимущества, например, они уже никогда не состарятся. Это слабо, но все же утешало. Теперь я понимаю, что скучала не столько по ним — их-то, как людей, я, пожалуй, толком и не успела узнать, кроме того, что мать была строгой и красивой, а отец жестким и сильным, — сколько по даруемому им чувству защищенности. Вот это самое чувство защищенности, а вовсе не горка обнесенных стеной камней, и есть дом. И именно его отнял возглавляющий наш отряд человек, сделав это так же играючи, как управлял своим конем и всем, за что бы ни взялся, выставив меня в жестокий взрослый мир, неподготовленную, растерянную, с обгоревшими бровями, плачущим Артуром и плюющимся проклятиями Людо. Артур потом много недель проливал по ночам беззвучные слезы, а Людо сгорал от стыда за него и ненавидел ещё больше и сделал все, чтобы вычеркнуть его из нашей жизни, жалея, что не может также удалить и из жизни земной.
Хотя, думается мне, помимо слабости, у Людо была дополнительная причина ненавидеть нашего тихого брата, хотя сам он никогда бы в этом не признался: именно Артур, а не он спас меня в тот черный злополучный день ценой собственного увечья.
Наше путешествие закончилось уже далеко за полдень перед крепким двухэтажным домом, обнесенным частоколом. Деревенька состояла из немногим более полутора десятков хижин, но он выделялся среди прочих размерами, добротным материалом, удачным местоположением и наличием сарая и пары-тройки других надворных построек.
— Здесь живет староста с семьей, — пояснил Альбрехт.
Когда мы пересекали двор под настороженное кудахтанье куриц и блеяние невидимых коз, из конуры выбежал лохматый пес, размерами и размазанными по белой шкуре черными пятнами напоминающий теленка, и залился оглушительным лаем. Разбуженная Зои, потерев глаза, присоединила к нему всю мощь своих легких. Дверь немедленно распахнулась, и на пороге показалась девушка примерно моих лет в простой суконной котте, с подоткнутым подолом и заплетенными в косичку волосами. Она обежала нас любопытным взглядом, радостно улыбнулась Бодуэну и, отвернувшись в дом, прокричала:
— Мама, мама, там господа приехали! Милорд приехал!
Последнее её особенно радовало. Пока Бодуэн поднимался по ступеням, она не переставала широко улыбаться и лукаво глянула из-под ресниц, когда он потрепал её по подбородку.
— Здравствуй, Раэли.
Из-за её спины уже выглядывали трое младших: два брата лет шести-семи и жующая кулак девочка лет трех. Хозяйка, та самая мама, стряхнула ладони от муки и подхватила младшую дочь на руки.
— Что же ты гостей на пороге держишь, — упрекнула она девушку и уже тише добавила. — А ну, брысь с глаз долой!