Хамелеонша
Шрифт:
23
Когда мы уже отчаливали, на лестнице мелькнула тень, оттолкнулась от последней ступени, пронеслась по воздуху рыжей кометой и приземлилась в ладье на все четыре лапы.
— Он поедет со мной, — вздернула я подбородок, готовясь отстаивать питомца, но никто из мужчин и не подумал возражать.
Хруст пристроился рядом, положив мордочку мне на колени, и только уши поворачивались миниатюрными мохнатыми парусами. От его негромкого урчания на душе стало уютнее, как и от сопения Зои. Я склонила голову к плечу, изучая пухлощекое лицо с оттопыренной губой: а заботиться о детях в принципе не так уж трудно. Особенно когда они спят.
Водная часть пути, самая короткая, прошла незаметно: я
Едва судно подошло к берегу, колокол вдали надтреснуто возвестил третий час [24] .
В сосновой рощице нас ждали четыре лошади: для Бодуэна, Пэтра, ещё одна вьючная и четвертая — жемчужно-кремовая кобылка для Альбрехта и нас с Зои. При виде сидения с низкой спинкой, ухватом для правой руки и дощечкой для ног, пристегнутого сзади кожаными ремнями к седлу Альбрехта, к горлу подскочил недавний пирог: трястись боком несколько часов, ещё и с младенцем на руках — за кого они меня принимают?! [25] Я до последнего надеялась на что-то вроде повозки…
24
В «переводе» с молитвенных часов в астрономические около 9 утра.
25
Примерно с IX века появились седельные подушки и первые прообразы дамского седла, предполагавшие боковую посадку. Чаще всего средневековые женщины сидели позади своих мужчин, держась за их ремни, и были просто пассажирами на лошади. Первый шаг к современному дамскому седлу был сделан в XIV веке, когда плечи всадницы развернулись параллельно плечам лошади.
Альбрехт заметил мой взгляд и осторожно забрал Зои, умело пристроив её головку на сгиб локтя.
— Не волнуйтесь, леди, у Игруньи легкая нога и ровный ход. Как начнете уставать, дайте знать, будем делать привалы.
От спокойного почти ласкового, насколько это возможно у такого старого прокаленного рыцаря, тона стало чуточку легче. Подошедший Пэтр предложил подсадить меня.
— У вас там все в порядке? — позвал Бодуэн.
Он уже гарцевал верхом с внушающей зависть непринужденностью. Серый в яблоко конь горячился и прядал ушами, словно мечтал лишь об одном: понести всадника наперегонки с ветром.
— Все путем, ваше высочество, — откликнулся Альбрехт. — Только вот оно что: давайте-ка я младенца возьму, а леди пусть её сзади спокойно едет.
— Что за вздор! Зачем мы её тогда взяли? Ничего с ней не случится, леди Лорелея крепче, чем кажется. Ноша ей по плечу.
Я ответила злым взглядом, решительно поставила ногу в стремя, ухватилась за луку седла и, сцепив зубы, вскарабкалась на сидение. Выпрямившись, высокомерно посмотрела на Бодуэна, и он отвесил шутливый поклон, признавая победу.
— Дайте мне Зои, Альбрехт, — спокойно сказала я, протягивая руки. — Никакая сила на свете не заставит меня выронить её.
Он, поколебавшись, передал девочку, потом подтянул ремни, закрепив мою подставку для ног на нужной высоте, и с десятилетиями отточенной сноровкой устроился впереди. Игрунья снялась с места, слегка качнув сиденье, и я судорожно обхватила мужчину за пояс.
Первые мили две было особенно тяжко. Левой рукой я цеплялась за Альбрехта, а правой держала на коленях Зои, боясь и уронить, и сдавить слишком сильно. Пэтр пристроился неподалеку для подстраховки, но мне все равно рисовались жуткие картины короткого полета и оглушающего падения под копыта лошади.
Чтобы отвлечься, я принялась рассматривать проносящиеся мимо сосны с голубыми словно бы подернутыми восковым налетом иголками и пурпурной шелушащейся корой, распускающиеся цветы боярышника
Альбрехт не обманул: Игрунья шла резвым, но при этом превосходно-ровным тёльтом, переставляя жилистые ноги так, что одна всегда находилась на земле, обеспечивая движениям скользящую плавность. И постепенно мое тело, убедившись, что его не собираются скидывать или подвергать жестокой тряске рысью, от которой Зои наверняка проснулась бы, а я встала назавтра разбитая и с ноющим крестцом, расслабилось и устроилось более-менее удобно. Я даже начала получать от поездки удовольствие: годы неприкаянных скитаний наградили, помимо горестей и тревог, привычкой к смене мест, и в приевшихся за прошедшие недели стенах замка мне отчаянно не хватало новых впечатлений.
Хруст тоже не отставал, пристроившись в хвосте нашей небольшой группы, время от времени забегал сбоку или исчезал в кустах, чтобы потом вынырнуть где-нибудь впереди, поджидая нас. Высоко в небе парил Кирк, казавшийся с земли совершенно плоским и неподвижным.
Оценить краски проснувшейся природы в полной мере мешало ожидание дождя, съевшее верхушки гор и затянувшее долину сероватой мутью, из-за которой оттенки поблекли, и белые цветы придорожного терна казались застрявшими в блестяще-черных пока ещё безлистных ветвях облачками, младшими братьями тех, что скользили по небу, отбрасывая на землю движущиеся тени. Время от времени в горах громыхало, и наблюдались слабые вспышки — где-то за сотню миль отсюда уже бродила гроза.
Но даже это обстоятельство не портило впечатления от поездки, напротив, подстегивало наслаждаться ею в полной мере. Заранее готовясь к неприятностям, вы лишаете себя удовольствия от здесь и сейчас. Я не собиралась совершать подобной ошибки. Пребывая большую часть жизни в напряжении и выгрызая место под лучиком солнца, учишься ценить и смаковать такие вот моменты спокойствия и затишья, даже если это затишье перед бурей. Наверное я подсознательно чувствовала, что гроза эта доберется не только до последней сухой нитки на моей одежде, но и до последнего свободного от терзаний уголка души, вот и спешила испить, впитать, наполниться этим ощущением безмятежного счастья жизни, запастись им впрок.
Вдыхала острый запах конского пота и молочный — Зои, любовалась переливами изабелловой масти Игруньи, перебиравшей оттенки от желто-костяного до пепельно-голубоватого, под стать глазам, ловила ладонью сдавленный кашель Альбрехта и сбивчивый стук его сердца, и даже онемение в придерживающей детское тельце руке радовало. Ведь пока чувствуешь — живешь. Людо прав: жизнь — бесценный дар, который вручается не всякому и часто жестоко отнимается. Дары нужно чтить, а не принимать как должное.
Все изменилось, когда начался подъем. Ровная дорога стала перебиваться наклонными и осыпающимися участками. Ход Игруньи потерял плавность, копыта оскальзывались, выбивая камешки, моя левая рука снова крепко вцепилась в Альбрехта, и, главное, началась тряска с её неизбежным последствием: Зои проснулась и огласила долину боевым кличем горцев. Вскоре Бодуэн объявил привал. Я-то втайне надеялась и уже практически уверилась, что девочка проспит всю дорогу.