Ханский ярлык

Мосияш Сергей Павлович

— Проси, сынок, что ты хотел бы получить от меня?

— Я бы очень хотел, великий хан, чтоб Золотая Орда не насыпала на нас салтанов с войском. Иначе после их налёта у нас не с кого будет собирать дань тебе.

— Ты прав, сынок, прав. Я пошлю к Тохте гонца и не велю насыпать на тебя войско. Проси ещё, Михаил, что ты хотел бы получить от меня лично тебе в подарок? Что?

— Только ярлык, великий хан.

— Ну, ярлык на княжество — это само собой, это не подарок — это закрепление законного права. А вот подарок...

— Спасибо, великий хан, то, что

ты остановишь Тохту, — это и есть для меня подарок.

— Нет, нет, сынок, — засмеялся Ногай. — Подарок тебе будет другой.

Ногай хлопнул в ладони, приказал:

— Приведите мне Аксая.

Вскоре в шатёр втолкнули черномазого мальчишку. Он упал на колени, а потом распростёрся ниц перед ханом.

— Вот, Михаил, его отец и брат погибли в моём походе на Польшу [132] , мать умерла. Я не хочу, чтобы сынишка моих воинов стал нищим, или разбойником, или чьим-то рабом. Возьми его к себе. Аксай, встань, — приказал хан мальчишке. — Вот тебе вместо отца русский князь, мой друг. Если на него кинется волк, ты перегрызёшь горло волку, если нападёт тур, то ты первым должен оказаться на рогах его, а не твой названый отец. Ты понял?

132

Погибли в моём походе на Польшу. — Польша стала жертвой татаро-монгольского нашествия в 1241, 1259, 1287 гг.

— Да, — кивнул мальчишка.

— Если он прикажет тебе прыгнуть в огонь, ты прыгнешь не раздумывая.

— Да.

— Ну вот, — обратился хан к Михаилу. — Я мог бы подарить саблю, сынок, но всё это у тебя есть. Я дарю тебе то, чего у тебя нет, — татарчонка, который будет тебе преданнее сабли и даже собаки.

— Спасибо, великий хан, — поклонился Михаил, не подавая виду, что обескуражен таким «подарком».

Но Сысою «подарок» понравился, и он тут же приказал мальчишке насобирать дров и разложить костёр.

— Ну что? Как? Хорошо принял? — спрашивал он у Михаила.

— Куда уж лучше, в отцы набился: сынок да сынок.

— Ну и хорошо.

— Но я всё-таки князь.

— А что с Тохтой он решил?

— Пошлёт к нему гонца с приказом не слать войско на Русь.

— Вот и прекрасно, Михаил Ярославич. Чего ж нам ещё надо?

— Я боюсь, опоздает гонец-то. Слишком долго мы ехали сюда.

— Да, далековато Ногай забрался, далековато. А домой когда потечём?

— Я думаю, не раньше, чем гонец от Тохты воротится.

— Ну что ж, поживём поганским обычаем, от хана вон баранов пригнали. Я велел двух заколоть. Сварим сурпу, похлебаем. Верно, поганска душа? — хлопнул Сысой по спине подвернувшегося татарчонка.

— Верна-а, — согласился тот, глядя на князя, будто от него слова ожидая. И Михаил догадался, спросил:

— Почему тебя Аксаем назвали?

— Я родился у белой воды, там у гор шибко быстро вода бежит, о камни бьётся, белой становится. И меня назвали Аксу — это значит «белая вода», а потом Аксаем, так и пошло.

— Ну,

ты доволен, что у меня оказался?

— О да, да, ата, я очень доволен, — разулыбался татарчонок.

И у Михаила не хватило духу оговорить мальчишку: что он ему не «ата», то есть по-татарски «отец», а князь.

«А, ладно. Меня Ногай «усыновил», я этого мальчишку, пусть зовёт как хочет».

— Ну что ж, Аксай, вари мясо. Умеешь?

— Я всё умею, ата, я всё могу, — засуетился татарчонок. — Ты отдыхай, ата, я всё сделаю.

И действительно, он натаскал в котёл воды, разжёг под ним огонь и в кипящую воду побросал мясо. Потом сбегал куда-то и притащил бурдюк [133] с кумысом.

133

Бурдюк — емкость из козьей шкуры для жидкостей.

— Ата хочет пить. Надо пить кобылье молоко, ата будет здоров от него.

— Кажется, мальчишка хлеб даром есть не будет, — заметил Сысой.

— Ты б умыл его, Сыс, а то от такого повара кусок в горло не полезет.

Татарчонок долго не мог взять в толк, зачем этот «Сыс» заставил его плескать в лицо водой холодной и смывать грязь.

— Какой грязь? Какой грязь? Это мой кожа.

— Твой кожа ты увидишь, когда мы на Русь воротимся и я тебя в бане отскребу. А сейчас сдирай грязь, ата велел.

«Ату» он ослушаться не мог и отчаянно тёр руки и лицо водой с песком, то и дело спрашивая Сысоя:

— Так хорошо?

— Плохо. Три ещё, поганска душа.

И лишь когда едва не до крови натёр он лицо, Сысой сказал:

— Довольно.

Приведя его к своей кибитке, сказал князю:

— Чёрного кобеля не отмоешь добела.

— Но всё ж таки почище стал, даже вроде щёки порозовели.

Аксай выбрал куски мяса из котла, сложил на большую деревянную плошку, принёс в кибитку, поставил на кошму перед князем.

— Кушай, ата, шибко сладкий мясо.

Сам сел в стороне, свернув под себя ноги калачиком.

— А ты чего не садишься? — спросил Михаил.

— Кусай, ата, кусай. Чего не кусай, мне бросай, я кусай.

— Ты не пёс, Аксай, садись ближе.

— Спасибо, ата. — Татарчонок подполз ближе, но всё равно остался за спиной князя. Едва проглотив первый кусок, Сысой вскричал:

— Ах ты, поганска душа! Почему не посолил?

— Туз ёк, — вытаращил испуганно глаза Аксай.

— Надо было у меня попросить, балда!

Сысой полез в мешок, достал горсть соли, насыпал возле мяса, часть протянул Аксаю.

— Возьми, поганска душа, посоли хоть сурпу в котле. — Высыпал ему в ладонь. — Да размешать не забудь.

Аксай убежал из кибитки к котлу солить сурпу.

— Приедем домой, окрестим парня, — сказал Михаил. — А ты, Сыс, будешь крёстным у него.

— А почему я?

— Потому как по имени не зовёшь, всё поганска душа да поганска душа. Он же не виноват, что не христианином родился.