Ханский ярлык
Шрифт:
Князь Данила Александрович, отправив семью в Тверь, сам поехал навстречу орде и, найдя там брата Андрея, сцепился с ним в перебранке:
— Что ж ты делаешь, сукин сын? Али на тебе креста нет?
— Ты на меня не ори. Когда Дмитрий переступал через крест, что ж ты молчал?
— Дмитрий не пустошил землю. Он старался своими силами. А ты? Ты тащишь поганых на отчину, и они распинают её, как хотят. Ты настоящий Иуда.
— Данила, заткнись, или я...
— Что
— Ну и доплюешься.
Да, пожалуй, напрасно «плевал» Данила Александрович в старшего брата. Напрасно. После ухода орды пол-Москвы выгорело, и ещё неизвестно, кто поджёг её — татары или обиженный Андрей.
Пока горела Москва, Дюденя взял Коломну и двинул свою тьму на запад, на Можайск и Волок. И если какой-то князь или наместник, пробившись к Андрею, спрашивали, за что эта напасть на землю, тот отвечал всякий раз:
— Мы гонимся за Дмитрием.
— Но у нас его нет и не было.
— Значит, он просто вас объехал. Мы знаем, что он бежал на заход.
— Но нельзя сжигать город лишь за то, что где-то рядом проезжал великий князь.
— Ну, ошибка, бывает.
В то время, когда сгорела Коломна и дотлевала разграбленная Москва, пробирался по этим княжествам в свой удел Михаил Ярославич Тверской.
Ногайская пайцза ли помогла ему или случай, но проехал он Коломну и Москву без приключений. Беспокоило одно: неужто и Тверь постигла эта же участь?
Однако родной город предстал перед ним цел и невредим.
— А ты знаешь, Сысой, кажется, приказ Ногая дошёл до Дюдени.
— Дай Бог, дай Бог, — ответил Сысой.
Но едва въехали они в улицы Загорского посада, как были окружены толпой, кричавшей радостно:
— Князь! Наш князь!
— Откуда столько народу? — дивился Сысой.
— А ты и не догадываешься?
— Неужто беженцы?
— Они самые.
И действительно, все тверские посады были буквально забиты беженцами. Здесь были и москвичи, и дмитровцы, и кашинцы, и даже юрьевцы. И в самой крепости было народу что в муравейнике.
— М-да, — вздыхал Михаил Ярославич. — Ныне Тверь на Руси что остров спасения.
— Значит, не зря мы к Ногаю ездили.
— Выходит, не зря.
Они въехали в крепость через Владимирские ворота. Кто-то от радости ударил в колокола на Святом Спасе. И здесь народ ликовал, встречая Михаила, словно он привёз всем избавление от лиха.
Но более всех радовалась сама княгиня Ксения Юрьевна, встретившая сына на крыльце. Обняла, заплакала, шептала:
— Слава Богу, живой.
— Живой, мама, живой. Как вы тут?
— Сам видишь, пока целы. Бог милует.
Обнялся князь
— Ну, Александр Маркович, как тут управлялся без меня?
— Да помаленьку. Но вот народу много прихлынуло. Не ведаю, как прокормить.
— Не давай бездельничать, сами прокормятся.
— Здесь во дворце и семейство московского князя.
— Данилы Александровича?
— Ну да. И сам он тут же. Эвон старший его сын, Юрий, стоит.
— Уже здоровый балбес.
— Именно, Михаил Ярославич. Ругается по всякому пустяку, требует себе отдельные хоромы. А где ж их взять ныне?
— А что князь Данила?
— А князь говорит, не обращай, мол, на дурака внимания: молодо-зелено.
— Ну, веди нас, Александр Маркович, кажи теперь наше место. Поди, всё забито?
— Нет, твоя горница не занята, Михаил Ярославич. Я запер её, чтоб не влез кто силодером, тот же Юрий хотя бы.
Тут Александр Маркович наклонился за спину князя:
— Ты к-куда, косоглазый. Кыш!
— О-о, Александр Маркович, ты уж не гони мальчишку. Его мне Ногай в сыны подарил. Не бойся, Аксай, это мой главный боярин.
И татарчонок проследовал за князем во дворец, как приклеенный к его кафтану.
После обеда, спроворенного тут же, в светлице князя, дворским Назаром, собрались к Михаилу Ярославичу невольные гости его из вятших. Князь Данила с сыновьями Юрием и Иваном, дмитровский наместник, бояре кашинские и даже коломенский старшина, был тут и Сысой с Александром Марковичем.
— Ну, что будем делать? — начал разговор князь Михаил.
Все мялись, вздыхали, поглядывая друг на друга. Ясно было, что всех давно мучил этот вопрос: что делать?
— Надо собрать дружины и ударить им в хвост, — неожиданно сказал княжич Юрий.
Столь решительное заявление безусого юноши отчего-то рассмешило Александра Марковича. Да и все заулыбались. Данила Александрович осадил сына:
— Ты б помолчал, Юрий.
— А что, не правда, что ли?
— Правда, да где ж ты ныне наберёшь хороший полк?
— А вон народ по всем четырём посадам кишмя кишит.
— Кишат бабы, старики да ребятишки. Ныне вон половина Руси рассеяна, рассыпана. А он, Дюденя-то, раз в десять сильнее всех наших дружин и, сдаётся, на Новгород путь держит.
— Если б его ещё наши не усиливали, — вздохнул дмитровский наместник, явно стесняясь при Даниле упоминать имя его злополучного брата.
— Да, Андрею это зачтётся, — сказал князь Данила, вполне поняв намёк, — если не на земле, то на небе обязательно. Боюсь, и Новгород не устоит супроть орды.