He как у людей
Шрифт:
— Ты пришел из-за пони?
— Пони?
— В конюшне?
— То есть?..
Милли старается как можно убедительнее изобразить безумную улыбку.
— Давайте-ка вернемся в вашу комнату. О, да на вас пальто?
— Сестра-а! — раздается визг из комнаты Элизабет. Эх, надо было придушить эту старую кошелку, пока была возможность. Раздается шум тревоги (может быть, это Агата на третьем этаже) — хлопает дверь, наверху слышатся шаги.
— Выходите-ка оттуда, а я позову медсестру — пусть проводит вас обратно в комнату.
Он хочет взять Милли за руку, чтобы помочь ей. Милли в порыве отчаянного вдохновения еще глубже погружается в свою роль:
Милли начинает кашлять — сначала тихонько, но охранник, словно не слыша, тянется к телефону внутренней связи. И тогда она выдавливает из себя настоящий кашель курильщика с многолетним стажем — такой, что, кажется, все внутренности вот-вот вывалятся через рот на пол, прямо им обоим под ноги.
— Воды… — Она показывает на горло. — Мне бы только стакан воды.
Кажется, он раздумывает над ее просьбой. В другое время Милли, конечно, не отказалась бы мило поболтать с этим добросердечным и весьма привлекательным джентльменом. Но — «помни о цели, Амелия», сказал бы Питер.
— Да, конечно, — кивает охранник. — Нет ничего проще. Сейчас получите свой стакан воды, и все будет замечательно, правда?
Осторожно, с подчеркнутой любезностью он вновь галантно протягивает ей руку, которую Милли, уже вошедшая в новую роль, принимает как настоящая леди — так, словно он собирается вести ее в роскошный бальный зал на тур вальса.
В сопровождении охранника, не забывая периодически покашливать, Милли Гогарти входит в ту самую гостиную, где они с Кевином несколько недель назад ждали миссис Слэттери.
— Я сейчас. Сидите тут, никуда не уходите.
Милли ухмыляется охраннику с видом полоумной и слушает, как он, шаркая ногами, плетется на кухню. Милли опрометью бросается к стойке регистрации, где перед ней предстает беспорядочная куча бумаг и папок с файлами, дымящаяся кружка кофе, телефон, крошечный телевизор и компьютер. Все поверхности оклеены желтыми стикерами, словно налепленной вразнобой кафельной плиткой, но нигде не видно ничего похожего на код. Милли заглядывает в открытые ящики, шкафчики, даже под стол заползает, думая, не приклеил ли кто-нибудь код там — но нет.
Она уже слышит шаги на кухне. Охранник вот-вот вернется. Взгляд Милли вновь падает на его кофе, и ее осеняет идея — опасная, безумная… или гениальная? Она роется в рюкзаке Эйдин и находит украденные таблетки. Открыв пузырек амбиена, Милли бросает в чашку одну таблетку и смотрит, как она пузырится, плавая в мутной жидкости. Шаги приближаются. Она добавляет еще две таблетки и помешивает эти быстро растворяющиеся, красновато-оранжевые волшебные бобы шариковой ручкой.
Любопытно, рассеянно думает Милли, выпадет ли ей еще когда-нибудь случай применить на деле свои новые знания: три таблетки амбиена примерно за двенадцать минут превращают одного болвана в бесформенную кучу, пускающую слюни. Стоя за дверью гостиной, Милли слышала, как он вернулся к стойке регистрации, явно недоумевая, куда могла подеваться эта сумасшедшая, а затем в конце концов уселся в свое кресло. После чего ей пришлось пережить долгие минуты мучительной неизвестности, но наконец охранник все же допил остатки своего кофе вместе с добавками.
Теперь нужно
Со всей быстротой, на какую только способны ее старческие ноги, Милли несется к задней двери, ведущей в сад, или. как здесь говорят, «на территорию». Давненько она уже не бегала. Легкие тут же начинают гореть, зато тело у нее, оказывается, как перышко. Будто она снова стала той девочкой, что когда-то носилась по мокрому прибрежному песку, швыряя в сестру скользкие, вонючие комки резиновых водорослей: с сестрой у них вечно шли ожесточенные бои. Но перед задней дверью Милли останавливается как вкопанная: ей насмешливо мигает точно такая же отвратительная лампочка.
Хуже того: тут же слышится стук в главную дверь. Такси! Разве она им не говорила — не стучать? Нацепив на нос очки, она вглядывается в кнопки. Снова раздается стук. Не разбудит ли он охранника? На столе начинает звонить телефон. И, когда Милли уже готова рвануть на себя эту чертову дверь, и будь что будет, она вдруг замечает внизу микроскопическую красную кнопочку с подписью: «Откл.».
Милли нажимает на нее, и лампочка сразу же перестает мигать. Милли поворачивает ручку двери, та легко поддается. Холодный ночной воздух ударяет ей в лицо — ощущение такое, будто она с размаху врезалась в ледяную стену. Милли медленно идет по саду, огибая кусты — правда, по пути нечаянно наступает на клумбу. Она старается держаться поближе к стене, подальше от дороги и долго торчит у самого угла здания, боясь отойти, чтобы ее не увидели.
Но все же ей удалось выбраться наружу, и эта мысль придает ей сил. Она выходит в палисадник — и в последнюю секунду успевает увидеть, как ее такси выезжает на дорогу. Она вскидывает руки, машет, но автомобиль стремительно исчезает из виду.
Становится очень холодно и тихо. Милли не знает, что делать дальше, но знает, что стоять на месте нельзя. Она сворачивает налево, пробирается через сад соседнего дома, затем через следующий. И голый»только дойдя до угла улицы — за четыре дома от «Росслейда» — чувствует, как адреналин начинает спадать
В боку у нее колет, рюкзак. по ощущениям, весит фунтов полтораста, машину она упустила, но не беда главное, она на свободе.
Новый план, если его можно так назвать, начинает складываться у Милли в голове, когда она в третий раз натыкается на один и тот же дом — номер 49 по Глен-Граунд. От других домов, стоящих бок о бок вдоль дороги, он отличается лишь красным мотоциклетным шлемом, брошенным в саду кем-то из жильцов. Теперь окончательно ясно, что она ходит кругами, что она заблудилась в этом путаном пригородном лабиринте одинаковых бежевых домов с выложенными галькой фасадами, неожиданных тупиков и безликих каменных стен, преграждающих путь чужакам вроде нее. С минуты ее побега мимо не проехало ни одной машины. Ни в одном окне не горит свет, все шторы и жалюзи, кажется, задернуты. Все сидят по домам, кроме Милли. И нужно смотреть правде в глаза: она уже совсем запыхалась, в боку колет все сильнее, и заскорузлый носок больно трет косточку на левой ноге (не говоря уже о шишке у большого пальца) — значит, мозоль лопнула, и значит, ее намерение идти пешком скоро станет совсем нереалистичным.