Хемлок, или яды
Шрифт:
С тех пор подруги сдружились еще крепче, но вскоре донье Фелипе вместе с мопсом и юбками пришлось уехать обратно в Неаполь, где, по ее собственному признанию, она ужасно скучала.
Словно швыряемую волнами щепку, Мари-Мадлен выбросило на берег в Льеже: она почувствовала себя забытой, покинутой, оставленной за пределами мира - вдалеке от его красот и сокровищ. Она поселилась на полном пансионе у сбежавших из Лотарингии урсулинок - в монастыре со старинными зубцами из серого камня, где в застекленных нишах плакали измученные мадонны в парчовых одеждах, а пастухи звонили Ангелус [162] в новехонькие колокола. Толстоногие монашки ничего на свете не видели, потому даже шелковое тряпье и украшения из фальшивого жемчуга казались им признаками благородства. Из вежливости Мари-Мадлен ненадолго появлялась в часовне, но большую часть времени читала
162
Angelus Domini(лат., «Ангел Божий») - католическая молитв а, читаемая трижды в день.
Несмотря на захват Льежа французами, Мари-Мадлен чувствовала себя в безопасности: едва берега Урта и Мёза покрылись красивым сухим инеем, она стала гулять по епархии, пряча руки в местами протершуюся муфту. Все было (или только притворялось?) нереальным. Льеж казался декорацией из раскрашенного дерева, где гримасничали средневековые святые, с которых заживо сдирали кожу, где девы-мученицы в золотых коронах иллюстрировали презрение, испытываемое к ним Леонардо, а бледные ангелы с выпученными глазами проливали на лазурном, усеянном звездами фоне огромные слезы. Льеж выглядел каким-то бесполым. Возможно, в этом городе хорошо было встречать старость, забившись в кирпичный домишко с цветущими геранями на темных деревянных подоконниках, и дожидаться смертного часа под тонкий перезвон колоколов, наблюдая за проходящими девушками со светлыми ресницами и за парнями с воткнутой в шляпу глиняной трубкой. Возможно. Но Мари-Мадлен никогда не задумывалась о будущем.
Терия был скрипичным мастером и жил напротив льежской ратуши. Каштановые волосы, карие глаза, унизанные перстнями пальцы. Он жил бобылем - без семьи и каких-либо обязательств, и потому многие считали, что он скрывает какую-то тайну. Не желая отвечать на нескромные вопросы, мастер лишь беззаботно посмеивался, хлопая ресницами, как пойманная стрекоза крыльями.
Однажды открыв окно, чтобы выветрить запах варившегося лака, Терия услышал ангельский голос, приказавший подать карету, но когда мастер перевесился через подоконник, ангел уже скрылся за углом. Терия был потрясен. Никогда в жизни не слышал он подобного голоса, никогда прежде не встречался ему столь темный бархат, столь богатый металл, столь теплая древесина... Мастер безуспешно пытался представить обладателя этого голоса: перед мысленным взором взмывал трепетный ангелочек, громко шурша крыльями и материей в безбрежной лазури. Случалось, Терия забывал голос, но тот упорно всплывал в памяти, когда мастер сидел за столом, лежал в спальне или трудился за верстаком. Терию словно околдовали, и он пытался понять, из какой арфы, гобоя, виолы извлекаются подобные звуки? Шли неделя за неделей, Терия уже отчаялся встретить своего ангела, но как-то вечером, даже не успев поднять глаза на вошедшую посетительницу, вновь услышал сказочный голосок. Мари-Мадлен заказала остолбеневшему мастеру ноты недавно написанной Робером Балларом куранты для клавесина [163] . Ангел назвался баронессой де Нувар - лицо уже немолодое, пелерина поношенная, но Терия по уши влюбился.
163
Баллар, Робер (ок. 1525 -1588) - французский композитор. Куранта - придворный французский танец XVI - XVII вв.
Скрипичного мастера не смутила разница в статусе, он решил испытать судьбу и вскоре добился своего. Теперь к нему почти ежедневно заходила прекрасная дама, от одиночества ставшая меломанкой. Она тоже с ним флиртовала, проницательно учуяв какое-то темное дельце, бурное прошлое и, без всякого сомнения, незаурядные жизненные обстоятельства. Тем сильнее он дорожил знакомством и готов был рискнуть всем, вынести, что угодно, только бы ей угодить. Пару раз попросил ее спеть, но это оказалось излишним: каждая нота голоса и так была совершенна.
Мари-Мадлен рассказала, что она разорившаяся вдова, а чуть позже добавила, что возведенная на нее клевета вынуждала ее некоторое время скрываться. Она также намекнула на совершенные в прошлом глупости, тяжело вздыхала и даже всплакнула, чем при-зоб вела мастера в отчаяние. В утешение он подарил ей органчик из позолоченной меди, зеленые сафьяновые туфельки с серебряными застежками и иллюстрированную эстампами Библию.
Маркиза привлекла к себе внимание из-за одной нелепой истории. Фрида сбежала, выманив у меховщика отороченное белым кроличьим мехом темно-фиолетовое бархатное матине, якобы предназначавшееся для мадам де Нувар. Меховщик пришел за деньгами, но возмущенная и сидевшая без
Распространившиеся повсюду слухи, естественно, совершили полный оборот. Терию встревожили неясные толки - часто и мелко семенившие мышки. Тогда, закрыв все двери, он решил погадать на картах таро - это и был его секрет. Именно карты долгие годы подсказывали ему, как поступить, мистико-поэтическими образами мечей, денариев, победоносной Колесницы, Звезды или Повешенного. Лица, предметы и пестрые карты обнадеживали или предостерегали, утешали и уводили возвышенными путями в мир подлинной реальности. Терия открыл шкаф, ключ от которого прятал, достал обитую кожей коробку и вынул магическую египетскую колоду. Это было дело первостепенной важности, потому он решил погадать на пяти старших арканах и собрался с силами, но вдруг почувствовал пустоту внутри, перетасовал и вытащил карты. Оракул его ужаснул: Луна, символ опасности, врагов и предательства, находилась в благоприятной позиции - рядом с Императрицей, образом возлюбленной, но Шут, означавший слепое доверие, очутился в позиции неблагоприятной, а Башня, предрекающая катастрофы и несчастья, дополнялась Судом, сулящим великие потрясения. Увидев прямую угрозу, Терия поделился опасениями с той, кого они касались в первую очередь.
—Но откуда вы все это знаете, дорогой Терия?
—Ах, мадам, знаю, и все тут. Позвольте вам не рассказывать, откуда, - смущенно рассматривая свои перстни, ответил мастер.
Мари-Мадлен встревожилась, но отказалась от его гостеприимства. «Просто не надо выходить и мозолить глаза, - подумала она, - монастырский приют - священная обитель, и никто не посмеет туда вторгнуться».
—Тем не менее, тем не менее... Вы должны спрятаться именно здесь, иначе я не дам за вашу безопасность ломаного гроша. Подумайте, мадам...
—Я тронута и благодарю вас, но, по-моему, вы преувеличиваете... К тому же осталось всего несколько дней...
Она намекала на недавние события: по-прежнему удерживая принадлежавший Австрии Льеж, французы наконец объявили о своей готовности передать город испанцам. Стало известно, что власть Людовика XIV здесь перестанет признаваться с вечера 25 марта 1676 года - на следующий день после Благовещения. Так что оставалось лишь проявить немного благоразумия и запастись терпением.
После этого разговора Мари-Мадлен решила покинуть Льеж, как только его возвратят Испании, и добраться с занятыми у Терии деньгами до Неаполя. Донья Фелипа обрадуется, что хоть кто-то сможет развеять ее тоску, ну и на месте Мари-Мадлен наверняка отыщет проверенное средство, чтобы завладеть имуществом дамы, избавившись и от ее скучного общества, и от рассказов о сабенке. По слухам, неаполитанцы неплохо разбираются в ядах.
Целую неделю до Благовещения Мари-Мадлен не выходила из дома, хотя с приближением заветного срока нервы начинали шалить. Маркиза знала, что Ла-Рейни отправил на ее поиски эмиссаров. Нужно было выиграть время. Вечером 25 марта, когда она ложилась в постель, складки брошенных на табурет чулок сложились в знакомое лицо. В отблесках свечи выделялись шишковатый лоб, полые орбиты косых, разного цвета глаз - пока еще, правда, незрячих, приплюснутый нос и огромная заячья губа. Ну, вылитый Угрон: Мари-Мадлен непроизвольно вскрикнула. Она встала, чтобы переложить чулки, но то было зловещее предзнаменование. Когда она попыталась забыться и уснуть, из глубин памяти всплыли некогда услышанные или прочитанные стихи:
Гнездится в сердце страх, рассудок омрачен,
Повсюду багрецом мой грех запечатлен...
Но их тут же захлестнуло волной сна, заволокло больше не подчинявшимися ей образами.
Утреннее небо 26 марта было абсолютно белым, в садах щелкали ножницы. Погода стояла еще холодная, но в лужах с таявшим кругами льдом отражались голые ветки, а в воздухе разносился запах рыхлой земли, обнажившегося перегноя. Заслышав дверной колокольчик, привратница поставила лейку, вытерла о фартук руки и побежала взглянуть в окошко. Она увидела капитана в сопровождении жандармов и человека в черном, которого приняла за аббата. Тот очень вежливо попросил о встрече с матерью-настоятельницей, но, едва открылась дверь, все они бесцеремонно ворвались внутрь.