Химия любви
Шрифт:
– Ах да, точно! – ответил Крейг.
И по лицу, и по тону было очевидно, что он совершенно этого не помнит. Те несколько минут на парковке перевернули мою жизнь, а он тут же об этом забыл!
Сердце болезненно сжалось; я ощутила, что нетвердо держусь на ногах, и оперлась о подоконник.
Телефон Крейга снова пробудился – на этот раз запищал. Он взглянул на экран.
– Мне пора идти. Нужно кое-кого встретить. Хорошо бы не заблудиться, а то хозяева, похоже, экономят на уличном освещении!
Надо было молчать. И без того я выставила
– Да осветит вам дорогу свет Эарендила!
Крейг смерил меня взглядом, очень хорошо мне знакомым. Сколько раз в жизни, у самых разных людей, я встречала такой взгляд! Мне хотелось себя пнуть, и посильнее; но даже сейчас я не смогла заткнуться.
– Ну, знаете, это свет, который продолжает светить во тьме, когда иссякают все иные источники…
Но он уже шел прочь, бросив через плечо «пока». М-да… вот и потанцевали. Когда я наконец научусь не грузить «Властелином колец» людей, которые понятия не имеют, что это такое?
В нескольких моих воображаемых сценариях оказывалось, что Крейг любит фильмы Джексона так же сильно, как я. По крайней мере, я надеялась, что он хотя бы их смотрел!
Однако все пошло не так. И теперь я стояла, дрожа от холода, пробирающегося под тонкое платье, и пыталась понять, что же делать дальше.
Прошло несколько минут, а я ничего не придумала – и наконец решила вернуться в зал. Когда я вошла, кто-то стучал по микрофону диджея, требуя тишины. Это оказался Крейг.
А рядом с ним девушка с такой внешностью, словно ее нарисовал подросток на пике полового созревания: само совершенство! Ослепительная блондинка; грудь, бедра, сияющая кожа, белоснежные зубы – все при ней.
Крейг обнимал ее за плечи. Вдвоем они смотрелись как Кен и Барби.
Сердце у меня ухнуло куда-то в район коленей.
– Прошу прощения! – громко объявил Крейг. – Минуточку внимания!
Гул голосов постепенно затих.
– Благодарю вас! Много времени не займу. Поскольку обе наши семьи здесь и служащие нашей компании для меня как вторая семья, просто хочу, чтобы все знали: я попросил Лейтон стать моей женой, и она ответила «да»!
Весь зал взорвался приветственными криками и аплодисментами. Я стояла, словно приросла к земле.
Крейг обручен.
Обручен.
Мимо прошла все та же официантка, теперь с целой открытой бутылкой шампанского.
– Можно мне? – попросила я.
Она взглянула на меня с состраданием и протянула шампанское. Я бросилась вон из зала в ближайший туалет, там плюхнулась на пол у дальней стены и сделала большой глоток прямо из бутылки.
Крейг обручен! Я опоздала. Ну не смешно ли? Приперлась, как дура, в этом идиотском платье – вообразила, что, увидев меня, он тут же падет к моим ногам и дальше мы будем жить долго и счастливо…
Тут брызнули слезы – и я немедленно обнаружила, что тушь у Каталины вовсе не водостойкая. Не слезостойкая, во всяком случае. Хотя, наверное, Каталина не предполагала, что пользовательница
Вот только с Каталиной я завтра не увижусь.
Я сняла очки, положила их на колени и разревелась от души. Рыдала и отхлебывала из бутылки, отхлебывала и рыдала, пока не осознала, что напилась вдрызг.
Еще один пункт в длинном списке сегодняшних дурацких поступков. Как я теперь попаду домой? Вызывать такси мне не по карману. Попробовала набрать Каталину – но что-то случилось с телефоном, никак не удавалось попасть по нужным клавишам. О том, чтобы позвонить бабушке и дедушке, не могло быть и речи.
Тут открылась дверь, и надо мной послышался мужской голос:
– С вами все в порядке?
Что за тупой вопрос!
– А к-как вы думаете? – всхлипнула я.
Наступило молчание. Собеседника я не видела: все поле зрения заволакивали слезы пополам с тушью, да к тому же я была без очков.
– А вы в курсе, что сидите в мужском туалете? – поинтересовался он наконец.
– Что? Это мужской?
– Писсуары вас ни на какие мысли не наводят?
Не видела я никаких писсуаров! Ничего не видела и не замечала, кроме того, что любовь всей моей жизни женится на другой.
– Не видела писсуаров. Я вообще п-пьяная, – грустно сообщила я.
– Это я заметил. Лишний бокал?
– Не-а. Лишняя б-бутылка.
Он помолчал немного, потом спросил:
– Хотите, дверь посторожу?
– П-посторожите дверь? – переспросила я, отчаянно стараясь проморгаться. – З-зачем? Она не убежит.
Снова короткое молчание.
– Могу постоять у дверей и последить, чтобы никто сюда не заходил. Чтобы вы могли спокойно… спокойно поплакать.
– Я не хочу оставаться одна! – всхлипнула я.
И вдруг поняла, что это правда. Обычно предпочитаю уединение, но только не сейчас. Позвонить Каталине не выходит: не могу набрать номер; да и что она ответит? «Я же тебе говорила!» – и так двадцать раз. Бабуля скажет, что я ее разочаровываю и что нельзя жить ради мужчин (хотя я и не живу ради мужчин). А дедуля протянет мне Джоди Хвостер и скажет: «Взгляни, какая красотка! Какие перышки! Ну же, погладь ее!» – только это не поможет.
– Выходит, совсем не с кем поделиться? – негромко спросил он.
Так я поняла, что все это выпалила вслух, а не подумала про себя, как собиралась.
– Н-не с кем. Они все меня любят, но… мне просто надо рассказать кому-нибудь, кто не станет осуждать ни его, ни меня.
Еще одна пауза.
– Говорят, изливать душу лучше всего незнакомцам. Может, поделитесь со мной?
– П-присаживайтесь, – любезно пригласила я, похлопав по кафельной плитке рядом с собой.
И тут же отдернула руку и в ужасе уставилась на свою ладонь. Господи, это же общественный туалет! Когда доберусь до дома, платье придется сжечь.