Химия любви
Шрифт:
– Да неужели? – откликнулся он, и в его голосе послышалась усмешка.
– Будь я стервой, уж нашла бы, что сказать о том, что вы с братом встречались с одной девушкой! Как-то это… н-нечистоплотно, вы не находите?
– Хуже, чем сидеть на полу в общественной уборной? – отозвался он с улыбкой, совсем не похожей на сияющую рекламную улыбку Крейга.
А я и забыла, где мы сидим! Вообще обо всем забыла – так увлек меня разговор с Марко.
– Странно, что до сих пор н-никто сюда не зашел.
– Я запер дверь. Подумал, что лишние зрители
Может, я от шампанского так размякла – но как же мило с его стороны!
– Хорошо, что вы об этом п-подумали!
Наши взгляды встретились, и на мгновение меня посетило странное чувство. Словно балансирую на краю обрыва, в шаге от чего-то важного. Но что это было, я не знала, да и не стремилась узнать. Ни к чему мне сейчас никакие новые приключения!
Марко, видимо, тоже понял, что пора отстраниться, и снова заговорил о Крейге и Лейтон.
– Насчет одной и той же девушки – знаете, такое бывает. Особенно в нашем кругу.
Мозги у меня были затуманены, поэтому я не совсем поняла, что он имеет в виду под «нашим кругом» – вряд ли что-то концентрическое и ортогональное.
– На директора вы совсем не п-похожи, – объявила я.
– А вы не похожи на косметического химика, – поддразнил он.
– Вот сейчас обидно было!
– Мне тоже.
Но трудно обижаться, когда он так улыбается, словно… словно я ему понравилась. Возможно, стоит добавить это в список черт, которые придает мне алкоголь. В пьяном виде Анна Эллис болтлива и обаятельна!
А еще склонна реветь и истекать соплями.
В желудке зашевелилась тошнота.
– М-мне нехорошо, – пробормотала я.
Он мгновенно вскочил на ноги, протянул мне руку:
– Давайте помогу.
Я мысленно взвесила свои возможности – взять этого красавчика за руку или поползти к унитазу на четвереньках – и выбрала меньшее из двух зол.
Марко сжал мою руку в своей, и я живо вспомнила, как в восемь лет провела эксперимент с розеткой, отверткой и батарейкой. Как и в тот раз, меня тряхнуло, словно от мощного удара током. Хорошо, что я сидела – иначе не удержалась бы на ногах.
Стараясь не обращать внимания на эти неуместные ощущения, я кашлянула и заговорила:
– А насчет ваших рук я н-не ошиблась: не только красивые, но и сильные! Они у вас тоже с-симметричные?
Мать честная, да что же я такое несу?! «Хватит болтать о том, что еще у него симметричное!» – взмолилась я. Но мозг, похоже, был не в настроении ко мне прислушиваться.
– Возможно. Если пожелаете, можем раздобыть линейку и провести точные измерения.
Плавно и аккуратно он поднял меня на ноги. Приняв вертикальное положение, я качнулась к нему, но Марко поддержал меня за талию другой рукой.
Он оказался высоким. Очень высоким. Нависал надо мной как башня – при моем-то росте это нечисто встречается… то есть нечестно… или нечасто? Что у меня с головой, почему путаются слова?
– Осторожнее, – предупредил он. – Вы же не хотите упасть и разбить себе голову. Будет много
– Если разобью голову, скажите врачам: группа крови у меня н-нулевая, резус п-положительный.
По-прежнему придерживая за талию, Марко аккуратно развернул меня лицом к кабинке.
– Если придется сдать вас врачам, – сказал он, – предупрежу, чтобы держали подальше открытый огонь. Ваша пролитая кровь сейчас может вспыхнуть как фейерверк.
– Ага… х-хорошо… ой, сейчас стошнит…
Он поспешно помог мне зайти в кабинку. Уже склонившись над унитазом, я вдруг поняла, что в последние пять минут ни разу не вспомнила о Крейге.
На следующее утро я проснулась у дедушки с бабушкой в гостиной, понятия не имея, как сюда попала и почему на мне эльфийское платье. В соседней комнате громко распевали Джоди Хвостер и Клювильям Смит. Я застонала: голова раскалывалась, во рту стоял привкус рвоты. Резко села – и тут же поняла, что этого делать не стоило. Уронив голову на руки, я спросила себя, почему никогда не замечала, как громко и пронзительно щебечут эти чертовы птицы. За много лет я привыкла к их пению и перестала его замечать, но сокрушительное похмелье обострило все чувства.
Так, а что это у меня на лбу? Я сняла со лба самоклеящийся стикер, на котором было написано решительным бабушкиным почерком: «Надо поговорить».
О чем нам разговаривать? Мне двадцать шесть лет. Давно уже не школьница. Хочу напиться и не ночевать дома – имею право. И незачем читать мне нотации о вреде алкоголя. Я прекрасно помню все химические реакции: печень расщепляет алкоголь и превращает его в ацетальдегид, затем в уксусную кислоту, а избыток уксусной кислоты вызывает опьянение и похмелье.
Морщась от пульсирующей в голове боли, я думала, что пора наконец съехать и обзавестись собственным жильем. Возможно, мне это удастся, если прекращу покупать подержанное лабораторное оборудование.
И найду работу.
Я взяла с пола сумку и, не без труда поднявшись, направилась к лестнице. В этот миг события вчерашнего вечера всплыли в памяти с такой быстротой и четкостью, что я едва не рухнула – спаслась лишь тем, что привалилась к стене.
Крейг. Со своей невестой.
Я, пьяная вдрызг, рыдаю и изливаю душу его брату Марко.
Перед моим мысленным взором предстал длинный ряд сотворенных вчера глупостей – все до единой, заканчивая тем, как Марко везет меня домой, а я на заднем сиденье жру горстями картошку фри и тщетно пытаюсь выговорить свой адрес.
Какое счастье, что мы с ним больше никогда не встретимся!
Я добралась до ванной, присела перед унитазом, но на этот раз ничего не вышло. Воняло от меня мерзко. Окажись я в одной комнате с дедулиными птицами, они, пожалуй, заболели бы от этих миазмов.
Я швырнула сумку на кровать, стащила с себя платье, включила душ, закинула в рот устрашающую дозу ацетаминофена, затем встала под душ и стояла там очень долго.