Хирург Коновалов
Шрифт:
Засыпает.
И я, медленно пропуская через пальцы короткие волосы, чувствуя размеренное дыхание себе в грудь, подвожу итог. Признаю неизбежное.
Мужчина может быть привлекательным внешне, и ты получаешь удовольствие от того, что на него смотришь. И даже от того, как тебе завидуют другие женщины.
Мужчина может быть потрясающим любовником, и в постели с ним ты забываешь обо всем.
Он может быть умным, с прекрасным чувством юмора, интересным собеседником. Но сваливает с ног и окончательно подкашивает тебя другое. Когда ты восхищаешься им. Не потому,
А потому, что не восхищаться им невозможно. Потому что он делает что-то, для тебя совершенно немыслимое, недоступное, невероятное. И чем больше он делает вид, что ничего особенного не происходит, тем сильнее твое восхищение. Может, не у всех так. Может, это у меня через такое место все приходит. Но именно сегодня, увидев Вадима в его ипостаси «человека с платиновыми руками», я безропотно принимаю произошедшее со мной. Как бы это ни было дико, странно, неправильно, оно случилось.
Я убираю пальцы, прижимаюсь губами к светловолосой макушке и шепчу в нее.
– Я тебя люблю.
Я скажу это один раз. И когда ты спишь.
***
Утром я просыпаюсь первой. С одной стороны, это странно, учитывая то, сколько вчера спал Вадим. Это я вчера вечером долго не могла уснуть, пила холодный, а потом горячий кофе и листала обнаруженную книгу «Очерки гнойной хирургии». Познавательно.
А, с другой стороны, это свидетельствует о том, сколько вчера было затрачено сил – если требуется такое длительное их восстановление. Что это именно оно, сомнений у меня нет. И больше я о вчерашнем не думаю. Запретила себе.
Вадим просыпается как раз к кофе. Является на кухню, сонный, взъерошенный, в одних трусах. И кажется абсолютно довольным жизнью. Я отворачиваюсь к кофемашине, а он обнимает меня сзади, трется щекой о макушку.
– Я не знаю, где там у тебя пекарня. Но бутерброды могу сделать. Будешь?
– Буду. Я голодный, как крокодил после спячки.
– Разве крокодилы впадают в спячку?
– Представь себе. Сам был в шоке, когда узнал. Когда условия неблагоприятные, вырывают себе ямку, самозакапываются в нее и впадают в спячку. Ладно, – вздыхает, чмокает меня в макушку. – Сейчас в душ схожу и самооткопаюсь.
Потом мы завтракаем. И даже не в тишине, хотя лично у меня все еще сохраняется проблема с подбором слов. Зато Вадим отдувается за двоих, причем говорит о работе. Но не о том, что было вчера. А о клинике Булата, о каких-то эпизодах, когда он консультировал. Смешно рассказывает. Но мне почему-то не хочется даже улыбаться.
– Вадим, мне надо тебе кое-что сказать.
Он делает глоток кофе.
– Давай.
– Я уезжаю в командировку.
– Какая у тебя может быть командировка, у тебя же все твое хозяйство здесь? Или… – он отставляет чашку. – На учебу? Повышение квалификации? Что там у вас?
– У нас там открытие филиала в Новосибирске.
– А… – он берет чашку, сразу же снова отставляет. – Ну да. Знаю. Меня Буров грозится туда
– Не знаю.
– Что значит – не знаю? – Вадим резко встает из-за стола, достает из холодильника банку ореховой пасты. – Давай, я тебе бутерброд сделаю, ничего же не ешь. Кешью и миндаль, вкусная. Инна, что значит – не знаю?! День, два, три?!
– Три недели минимум. Скорее всего, дольше. На месте видно будет.
Вадим аккуратно и сосредоточенно намазывает на бородинский пасту. Я за этим наблюдаю. Он протягивает бутерброд мне.
– А как же я?
И я замираю с протянутой рукой. Вадим вкладывает мне в пальцы бутерброд.
– Да ладно, шучу я. Справлюсь. Да и вообще… – он кивает на бутерброд. – Давай, ешь, и пошли меня налюбливать впрок, мне в ближайшие несколько недель светит сухой паек.
Вадим… Ты бы хоть слово какое-то другое употребил. А не то, в котором есть хотя бы намек на любовь.
Я смотрю на аккуратный и, наверняка, вкусный бутерброд.
– Ты уверен, что это можно сделать впрок?
– Конечно, нет, – он резко встает из-за стола. Бутерброд отправляется на тарелку. Вадим так же резко подхватывает меня на руки. – Но мы обязательно попробуем.
***
Новосибирск встречает меня осенью и дождем. Я заселяюсь в гостиницу, потом еду во временный офис клиники, оттуда – сразу на стройку. К этому времени дождь прекращается. Работа там кипит вовсю, приступили к отделке. Мне выдают жилет, каску, и ближайшие несколько часов я провожу, лазая по этажам бетонных перекрытий в компании прораба. Потом снова офис, где мне выделяют не кабинет, но вполне себе светлый и комфортный закуток.
По классике жанра в первый же день моего отсутствия у Кирюхи случается форс-мажор, и я разрываюсь между вниканием в дела здесь и удаленным разруливанием проблем там. В общем, я в мыле, добираюсь до гостиницы поздним вечером и после душа наконец-то падаю в кровать с телефоном. Даже есть не хочется. Все-таки с такими запросами в своей профессиональной деятельности я сталкиваюсь в первый раз. Я понимаю, что делать, мне ясны задачи и последовательность их исполнения. Просто их слишком много. И на каком-то этапе, и не на одном обязательно что-то пойдет не так. Закон Мерфи работает всегда. В общем, я тут, похоже, надолго. На месяц точно.
И это, наверное, неплохо. Это, возможно, поможет мне сохранить себя. Сохранить лицо. Гордость. Что там еще сохраняют, когда ты любишь, а тебя трахают. Я без понятия, первый раз в такой ситуации.
Не мелодраматизирую. По крайней мере, уверена в этом. Ни о чем не жалею – ни о том, что встретила Вадима, ни о том, что умудрилась влюбиться в него. Нет-нет, мысль о том, что Вадима могло бы не случиться в моей жизни, пугает меня. Как это – без Вадима?! Это невозможно.
Я так устала, что сил рефлексировать на тему наших отношений у меня нет. Я открываю переписку с ним. Он с утра спросил с меня, долетела ли я. Я ответила, что да. Но больше за весь день я не заходили в чат с ним, хотя Вадим что-то мне писал.