Хирургическое вмешательство
Шрифт:
– И что мне делать? – уныло сказал шаман.
В дверях показался облизывавший пальцы Жень.
– Странный ты, - хмыкнул божонок. – Ты ж контактер, вон, в школу свою поперся же за телефоном тем. Поинтуичь своей интуикалкой, что ли.
Шаман тяжко вздохнул.
– Не хочу звонить.
– Не звони, - величественно разрешил Жень, полюбовался немного на скорбящего Ксе, глумливо фыркнул и скрылся.
Ждать было тошно.
«Неизвестно, сколько придется ждать, - думал Ксе.
– И что делать, непонятно. Тихо сидеть? Пока нас ищут? А вдруг Лью взяли? Он же сказал, что сдаст, если влипнет…
Ценная мысль пришла Ксе частично из вредности.
– Когда графика такая фиговая, это даже прикольно! – глубокомысленно высказывался бог, терзая клавиатуру.
Шаман зловеще навис над ним.
– Жень, - изрек он. – Ну-ка прервись.
– Зачем?
– Выйди из игры.
– Ну щас, щас, - томно сказал божонок. – Розового цыпленка замочу…
– Не щас, а сейчас же. Я должен написать Деду.
– Горит тебе, что ли…
Ксе решил, что ему действительно горит, и начал возмущаться.
…Ребяческое раздражение от того, что его не пускают за собственный компьютер, и нетерпение контактера, подгоняемого интуицией – шаман спутал одно с другим, и очень надеялся, что Жень этого не понял.
В почтовом ящике обнаружился мейл от Льи.
«Ксе, - писал компетентный собрат. – Я выхожу из игры. Извини, если что. Это для меня чересчур. Если нужна будет консультация, обращайся. Но на этом все. Дело обошлось, не бойся, но нервов мне сожгли много. К стфари добирайтесь сами. Езжайте к Менгра-Ргету, электричкой до Волоколамска, оттуда можно взять машину. Точный адрес не помню, забей имя в Яндекс, у него авторские работы по металлу, даже сайт есть».
Шаман прикрыл глаза; чего-то подобного он ожидал, но все равно неуютно стало от сознания, что теперь он, по крайней мере до возвращения Арьи, со всеми проблемами будет разбираться один.
– Ну чего, - сказал пялившийся в монитор поверх его плеча Жень, - поехали?
В глубоких колеях стояла глинистая вода, засыпанная палой листвой. Проселочную дорогу обступали деревья, высокая мокрая трава клонилась к ней, не давая сойти с проезжей части. Единственная сухая тропка оставалась между колеями. До сих пор машин не появлялось; Ксе надеялся, что ему и не придется прыгать в мозглую сырость. Стояла тишь – лесная, глубокая, напоенная эхом, в нескольких шагах от дороги поднимались выкрашенные зеленой краской заборы, но поселок казался безлюдным. Вдали потявкивали собаки, голоса их таяли в умытой дождем тишине. Наплывал вечер, над головой яснело бледное небо, облака уходили к западу, окрашиваясь светло-алым и темно-лиловым. За деревьями и домами не было видно солнца, лишь тени сгущались, и свет становился плотным, осязаемо-золотым. Сменилась погода, минули несколько дней зимнего холода, в покойном теплом безветрии стояли озаренные закатом березы; провода вдали едва слышно гудели, сплетая песню с голосом уходящего поезда, и пахло последним осенним грибом.
Водитель подбросил их до поселка, а потом сказал, что дальше
Теперь он дышал спокойствием Матьземли. В городе нельзя избавиться от иллюзии, что тонкий мир резко отличен от плотного, стоит только раз нырнуть с суеты городских улиц в извечный покой богини. Здесь то, что шаман понимал умом, совпало, наконец, с тем, что он чувствовал. Старый, пятидесятых годов, поселок не был отлажен, но большая часть домов пустовала, и оттого ошибки в энергетике чувствовались неостро.
Жень шел с полузакрытыми глазами, сунув руки в карманы сандовой куртки; лицо божонка было одновременно внимательным и расслабленным, точно он принюхивался к чему-то, выискивая среди множества запахов осеннего леса – один, единственный. На кроссовки налипла грязь, потому что он не разбирал дороги, джинсы стали до колен мокрыми; шаман надеялся, что боги не простужаются.
– Здесь шли бои, - наконец, прошептал подросток. – Волоколамское направление…
– Ты как-то чувствуешь? – спросил шаман, тоже шепотом: не хотелось нарушать тишины.
– Папка мой дрался…
Ксе помолчал. Он о многом хотел бы спросить, но большая часть вопросов принадлежала к тем, какие задавать трудно и неловко, и сейчас уж точно не время.
– Жень, - проговорил он, глядя себе под ноги, - а твой папка когда родился?
– В семнадцатом.
– То есть, - догадался Ксе, - в новой стране – новые боги?
– Ну да, - ответил Жень, задрав голову и глядя в небо.
– Значит, твой дед…
– Над Российской империей стоял.
– А…
Ксе чуть было не спросил о шакти бога, о Матери Отваги, из чистого любопытства: шаман не совсем понимал, что она такое. Но, к счастью, не спросил, потому что услышал позади серебристое бряканье. Он оглянулся. Их нагоняла девушка на велосипеде, удивительно ловко выруливавшая по мокрой дороге с глубокими лужами в колеях. Шаман поколебался немного и окликнул ее:
– Извините!
Девушка притормозила, поставила наземь ногу в резиновом сапожке, и выжидающе улыбнулась. Она была чем-то похожа на Женя, такая же золотисто-русая и голубоглазая, со смышленым и озорным лицом. Ксе вспомнил о девочке Жене и порадовался, что не задал вопроса.
– Извините, - сказал он, - мы ищем дом Менгра-Ргета. Ну, стфари. Вы не скажете, мы правильно идем?
Она рассмеялась.
– Я-то точно правильно еду, - сказала, поиграв велосипедным звонком. – Я домой еду. Я Иллиради. Иллиради Ргет-Адрад. Менгра мой папа.
– А… спасибо, - сказал Ксе и смутился, - то есть, очень приятно.
Иллиради снова засмеялась и с непосредственным видом спросила:
– А вы зачем? Ночь скоро. То есть папа примет, у нас и переночевать можно, только странно. И без машины вы.
Ксе смутился вторично. Велосипедистка-стфари казалась ему чудесно красивой, но не из-за правильных черт лица и ясных глаз, а из-за чувства стихии: Иллиради, как и сам Ксе, находилась в ладу с Матьземлей. «Неужели шаманка? – подумал он с безотчетным теплом. – Дочь верховного жреца. У нас такого не может быть. Но у них другие законы, Анса говорил…»
– Мы… не насчет заказа, - объяснил Ксе конфузливо. – Нас… пригласили.
– Кто?
– Ансэндар.
Глаза Иллиради расширились; она выпрямилась и перестала играть язычком звонка. Выражение лица ее стало странноватым – смесь уважения, тревоги, опаски и теплой приязни.