Хищники (ил. Р.Клочкова)
Шрифт:
– Да. И расширить права охранникам природы!
– Насчет охранников, как вы выразились, природы…– поднялся Новожилов. Он, видимо, был задет за живое.– Простите, я на минуточку.
Он вышел и вскоре вернулся с раскрытым журналом «Советское государство и право».
– Послушайте,– обратился Новожилов к Меженцеву,– цитирую: «Поучительный эксперимент провели студенты – члены дружины МГУ по охране природы. Два студента-дружинника приехали на практику в Новосибирскую область в зверопромхоз и там за два месяца задержали столько нарушителей, сколько задерживали 150 местных штатных
– Ну что ж,– не сдавался профессор,– значит, там егеря не на высоте. (Сказав «там», Меженцев вспомнил, что и здесь Кудряшов не лучше.) Но интересно было бы знать, а сколько нарушителей, которых задержали студенты, было привлечено к ответственности? В статье не написано?
– Нет,– снова улыбнулся Аркадий Степанович.
– Вот именно! Бывало, задержат у нас браконьера, составят акт. Все как положено. А потом? Концов не найдем.
– Увы,– подтвердил Новожилов,– случается.
– Сплошь и рядом… Простите, что это за статья, которую вы цитировали?
Аркадий Степанович протянул профессору журнал.
– А я, к сожалению, не только об этой статье, но и о таком журнале не слышал,– сказал Меженцев.
– Обсуждение по письму писателя Рябинина из Свердловска. Это письмо было направлено в Прокуратуру СССР,– уточнил Новожилов.
Алексей Варфоломеевич полистал журнал.
– С вашего разрешения, я ознакомлюсь повнимательней,– попросил он Новожилова.– Любопытно.
– Пожалуйста. Буду рад обменяться мнением,– кивнул тот.
– Характерно, что вопрос поднял писатель,– сказал профессор, откладывая журнал.– Это у нас исстари. Чехов писал. В наше время Леонов. А на последнем съезде писателей говорил Бондарев. Но что получается? В защиту природы выступают ученые, художники, писатели, архитекторы, юристы… Все говорят…
– А надо? – улыбнулся Новожилов.
– Надо действовать,– серьезно продолжал Меженцев.
– Кому? – не унимался прокурор.
– Всем! Но прежде всего вам – юристам, прокурорам, милиции!… У вас сила, власть! Или я ошибаюсь, уважаемый Аркадий Степанович?
Меженцев пристально посмотрел на Новожилова, который, желая как-то смягчить свой ответ, сказал:
– Я не могу полностью разделить вашу точку зрения, ибо убежден, что у хорошего писателя или художника сил не меньше, чем у прокурора. А может быть, даже побольше.
Ольга Арчиловна молча пила чай, наблюдая за ними, чем-то очень похожими. Наверное, возраст сближает вкусы и манеры.
– А знаете ли вы, Алексей Варфоломеевич, что у русской творческой интеллигенции,– продолжил свою мысль Новожилов,– есть одна особенность – как ни странно, многие из них имели дело с юриспруденцией. Возьмите Пушкина, Гоголя, Льва Толстого. Видимо, тяга к справедливости?
– В общем, вы хотите сказать, что вся русская культура покоится на бывших юристах? – засмеялся Меженцев.
– Вся не вся,– спокойно ответил Аркадий Степанович,– но я могу еще назвать поэтов Майкова и Полонского, писателя Леонида Андреева, критика Стасова, драматурга Островского, художников Поленова и Рериха… Достаточно?
– Сдаюсь,– поднял руки профессор.–
– Я же вам говорил, что у художника больше возможностей бороться. Следователь, прокурор, судья воюют с конкретными людьми – хапугами и другой мерзостью, с конкретными фактами, а писатель, художник борются с обобщенными типами людей, с типичными явлениями в обществе. И в нашем тоже. Вот почему я им завидую. Белой завистью.
Новожилов умолк. Молчал и Меженцев. Сколько так продолжалось, Ольга Арчиловна не заметила. Она думала об услышанном. Ей было интересно. Многое ново, неожиданно. Вспомнились арчиловские пятницы. Ленинград. Дом. И Виталий тоже. Она решила, что и у них с Виталием обязательно будут такие пятницы или субботы. И они обязательно пригласят на них и Меженцева, и Новожилова, и… кого еще? В самом деле, кого? И вот тогда, не найдя ответа, она решила нарушить тишину…
– Аркадий Степанович, скажите, а почему сейчас среди юристов нет таких ярких, интересных личностей?
– Пушкиных? – улыбнулся Новожилов.– Пушкины, брат, не на конвейере. Такие раз в тысячу лет рождаются. Ну а если говорить о талантах, то их и сейчас можно найти среди юристов.
– Например?
– Возьмите Льва Шейнина. Был следователем, даже начальником следственного отдела Прокуратуры СССР. Я видел его в генеральской папахе, лампасах… Но как следователя его уже забыли. А вот как писателя, драматурга, сценариста помнят. Переиздают как классика.
– Был. Значит, тоже в прошлом. А сейчас, в наши дни? – решила не отступать Ольга Арчиловна.
– И в наши дни многие юристы пишут музыку, сочиняют стихи, рисуют. А кто из них станет великим – скажет будущее. Ведь большое видится на расстоянии. Так? Пройдет время, может, и нашего Батю будут вспоминать не как прокурора области, а как великого живописца или архитектора.
Меженцев поднял голову, насторожился. Сказанное было неожиданным и для Дагуровой.
Почувствовав интерес к своему рассказу, Новожилов продолжал:
– Да, да, рисует. Одной рукой. Вы бы видели, как рисует! Никому не подражает, никого не копирует. У него свое видение, своя манера письма. Кто знает, минут годы, увидят потомки и оценят. А сейчас он никому не показывает, нигде не выставляется. И даже ни с кем не говорит на эту тему. Не хочет. Считает, что будут оценивать его работу необъективно, мол, инвалид, одной рукой…
– А как вам удалось увидеть? – заинтересовался профессор.
– Дело случая,– уклонился от ответа Новожилов.– А вот домик, что смастерил Василий Васильевич вместе с женой на своем садово-огородном участке, можете посмотреть. Рядом с моим финским стоит. Приезжайте, посмотрите и не поверите, что Батя из дерева сам сделал. Кажется, из кружева…
Оставшийся вечер Меженцев и Новожилов проговорили о Рерихе. Тот и другой очень ценили этого художника, влюбленного в Индию, Тибет, где Алексею Варфоломеевичу так и не удалось побывать, но куда он все-таки надеялся когда-нибудь отправиться; посетить загадочную Лхасу – столицу ламаизма, прикоснуться к древним рукописям, осмотреть знаменитые храмы.