Хищники (ил. Р.Клочкова)

Безуглов Анатолий Алексеевич

– Ну что я могу вам сообщить,– сказала психиатр, когда они встретились наконец в ее кабинете.– Я склонна думать, что ваш подозреваемый не притворяется.

– Диагноз прежний? – спросила следователь.

– Да. Болезнь Паркинсона. Прогрессирующая форма. Амнезия на почве органического поражения мозга. Провожу обследование. Пока еще картина не совсем ясная, но, мне кажется, он перенес инсульт.

– Кровоизлияние в мозг?

– Да.

– А заключение? Когда вы сможете?

– Давайте не будем торопиться.

Лучше перестраховаться. В нашем деле ошибка, знаете ли…

– Понимаю,– кивнула Дагурова.

– В конце недели к нам приезжает главный психиатр области, посоветуюсь… Я вижу, вы огорчены. Сроки?

– И сроки тоже,– вздохнула следователь.

На самом деле она думала о другом: если Флейта страдает такой болезнью, как же совместить это с его показаниями?

– Скажите, Ксения Павловна, если диагноз верный, мог ли он, например, стрелять из ружья? Попасть в цель метров с пятидесяти?

– Господь с вами, милочка! И с метра не попадет… Да неужели сами не видите? Руки ходуном ходят. Кормим с ложечки…

Видя лицо Дагуровой, она участливо спросила:

– Это вам как-то поможет в расследовании?

– Скорее еще больше запутывает,– призналась Ольга Арчиловна.– Ну а о его личности ничего не удалось узнать: кто он, откуда? – стараясь не выдать своего смятения, спросила Ольга Арчиловна.– Может, бредил во сне, называл какие-нибудь имена, города?

– Спит как убитый. Ни звука. А днем играется, поет, как младенец. Иногда, правда, плачет…

– Спасибо, Ксения Павловна,– поднялась Дагурова.

Мозговая пошла провожать ее.

– Знаете, у него такое эйфоричное состояние,– рассказывала врач, идя по чистому больничному коридору.– Всем доволен, всему улыбается. Правда, вчера вечером вдруг закатил истерику…

– Да? – машинально откликнулась Ольга Арчиловна, погруженная в свои невеселые думы.

– И повод странный,– продолжала Мозговая.– Журнал хотели у него взять. А он ни в какую. Не отдает, и все.

– Какой журнал? – поинтересовалась Дагурова.

– «Огонек». Мы даем больным газеты, не очень серьезные книги, для легкого чтения… Представляете себе, этот ваш милый Флейта выдал такой приступ агрессивности…

Дагурова остановилась. Сообщение Мозговой заинтересовало ее.

– Что это может означать, Ксения Павловна?

Врач задумалась.

– Смена настроения – то эйфория, то депрессия – подтверждает, что он психически нездоров…

– А если причина – журнал? Вернее, то, что он прочел в нем?

– Интересно,– загорелись глаза у Мозговой.– А что, голубушка, у вас есть задатки психиатра,– засмеялась она. И, взяв следователя под руку, решительно повела обратно.

Ксения Павловна попросила полную пожилую женщину найти какую-то Таню, и они снова зашли с Дагуровой в ее кабинет. Вскоре появилась молоденькая медсестра.

– Танечка,– сказала Мозговая,–

расскажи подробнее, как вел себя вчера пациент из четвертой палаты.

Таня бросила быстрый любопытный взгляд на Дагурову. Видимо, ее заворожила форма следователя.

– Не отдает «Огонек», и все. Я по-ласковому, мол, надо бай-бай, а завтра снова дадим почитать. Ни в какую. Тогда я решила силком… Вы же не разрешаете оставлять?– обратилась она к Мозговой.

– У нас случай недавно был,– повернулась к Да-гуровой Мозговая.– Больная чуть ли не полкниги съела. Пришлось промывать желудок… Такой контингент, с отклонениями… Смотри да смотри…– Она кивнула Тане, чтобы та продолжала.

– Он вскочил, стал топать, кричать на меня… Я пошла к старшей посоветоваться. Пришла с санитаром уговаривать. Он уже улыбается, сам отдал журнал. А из-под подушки листок виднеется. Глянули мы – страница вырвана. Ну решили не трогать его. А когда он заснул после снотворного, мы эту страницу и вытащили…

– Вы можете принести тот журнал и вырванную страницу?– спросила Дагурова.

– Могу, конечно,– с готовностью поднялась Таня.

Через несколько минут она вернулась.

– А сегодня все утро плакал,– сказала медсестра, отдавая журнал следователю.

«Огонек» был месячной давности. Ольга Арчиловна внимательно посмотрела вырванную смятую страницу. На одной стороне было окончание какого-то рассказа, на другой – несколько небольших заметок. О Московском зоопарке, коротенькая рецензия на новый спектакль Вахтанговского театра, сообщение об итогах международного конкурса скрипачей с фотографиями двух советских лауреатах – юноши и девушки, интервью с молодым симпатичным скульптором.

Мозговая разглядывала страницу через плечо Дагуровой.

– Интересно, что же его так взволновало?– задумчиво спросила она.– Может, сейчас показать, расспросить? Попробуем?

– Попробуйте,– кивнула Ольга Арчиловна.– Только без меня. На всякий случай…

Мозговая пошла к Флейте. Вернулась она минут через двадцать.

– Ничего не понимаю,– растерянно сказала она.– Состояние депрессивное, а вот причина… Прочла ему все заметки. Не реагирует. Жалуется на головную боль.

– Хоть помнит, что не хотел вчера отдавать журнал?– спросила Дагурова.

– Помнит. А вот почему – сам не знает… Видите, Ольга Арчиловна, амнезия у него: что было в прошлом – напрочь выпало…

– Прошлое… Это и есть главное,– призналась Дагурова,– на всякий случай я заберу журнал с собой. Можно?

– О чем разговор! – удивилась Мозговая.– Прошу. Я бы рада помочь, но…– Она развела руками.

На прощание Ксения Павловна твердо обещала в начале следующей недели представить заключение судебно-психиатрической экспертизы о состоянии Флейты.

Дагурова поехала в «академгородок», посоветоваться с Новожиловым.