Хижина дяди Тома (другой перевод)
Шрифт:
Глава XXX
Склад живого товара
Склад невольников! Одно это выражение, возможно, вызовет перед глазами некоторых из наших читателей страшную картину. Им будет мерещиться какое-то мрачное подобие ада, лишенное воздуха и света.
Но нет, наивный читатель! В наши дни люди научились совершать преступления с большой ловкостью, без шума и так, чтобы не оскорблять зрения и слуха утонченных зрителей. Человеческий товар высоко ценится на рынке. Поэтому принимают меры, чтобы он был достаточно упитан, прилично одет, чтобы за ним был хороший уход и с ним хорошо обращались. Тогда он появится на рынке в таком виде, который произведет наиболее выгодное впечатление. Склад невольников в
Вас учтиво приглашают войти и осмотреть товар. Вам сообщают, что вы найдете здесь большой выбор мужей, жен, братьев, сестер, отцов, матерей и малолетних детей, которых вы можете приобрести вместе или порознь, в полной зависимости от желания покупателя. Человека продают, закладывают, отдают внаем, обменивают в случае надобности на бакалейные товары или на любые другие, как пожелает торговец или как того потребуют его коммерческие интересы.
Дня через два после разговора между мисс Офелией и миссис Сен-Клер Том, Адольф и еще с полдюжины невольников, принадлежавших мистеру Сен-Клеру, были поручены вниманию и заботам некоего мистера Скеггса, содержателя склада невольников по улице Н*** в Новом Орлеане. Предполагалось, что они будут поставлены на аукцион на следующий день.
У Тома, как и у некоторых других рабов, был с собою сундучок с его личными вещами.
Вновь прибывших рабов поместили на ночь в длинной комнате, где находилось уже много мужчин самого различного возраста, роста и оттенков кожи. Весь вечер оттуда доносились взрывы хохота.
— Ага, отлично! Продолжайте, ребята! Продолжайте! — произнес мистер Скеггс, входя в помещение. — У меня неграм всегда весело… О господи! Да это Сэмбо производит такой шум!
Сэмбо был долговязый негр с подвижным лицом, веселивший остальных своими шутками.
Легко себе представить, что Том не был расположен разделять общее веселье. Он выбрал место подальше от шумной компании, собравшейся вокруг Сэмбо, и уселся на свой сундучок, прислонившись головой к стене.
Торговцы людьми всячески стараются поддерживать среди рабов веселое настроение; это — лучший способ заставить их забыть о своей судьбе и сделать нечувствительными к страданиям. С первой минуты, как только торговец приобрел на северном рынке негра и доставил его на Юг, он задается целью убить в нем всякую чувствительность, развить грубость и тупое безразличие. Торговец пополняет свою партию в Виргинии и Кентукки, затем везет ее в какую-нибудь здоровую местность, чтобы его негры поправились и растолстели. Их кормят до отвала, и, чтобы никто из них не затосковал, торговец достает скрипку и дает им возможность поплясать. На того же, кто не хочет веселиться, кто слишком упорно вспоминает жену, детей и свой дом, смотрят как на опасного хитреца. На него обрушиваются все издевательства, какие только способен изобрести бессердечный и жестокий хозяин, который ни перед кем не отвечает за свои действия. Беззаботность, веселье, бодрость — вот что требуется от раба, особенно при посторонних. Таким путем он может надеяться найти хорошего покупателя, угодить торговцу и избежать наказания.
— Что тут делает этот негр? — воскликнул Сэмбо, сразу же после ухода Скеггса направляясь к Тому.
Кожа Сэмбо по цвету напоминала черное дерево. Это был парень высокого роста, весельчак, способный без умолку болтать и сопровождавший свою болтовню уморительными гримасами и ужимками.
— Что ты тут делаешь? — обратился он к Тому, толкая его, в виде шутки, кулаком в бок. — Размечтался, что ли?
— Меня завтра продадут с аукциона, — спокойно ответил Том.
— Продадут с аукциона! Эй, мальчики, вот так штука!
— Прошу вас оставить меня в покое! — проговорил Адольф, с явной брезгливостью отодвигаясь от него.
— Эй, мальчики, полюбуйтесь! Перед вами настоящий образец белого негра! Белый, как сливки, а надушен-то как! — добавил он, подходя еще ближе к Адольфу и принюхиваясь. — Господи помилуй! Ему место в табачной лавочке: он весь товар продушил бы своими духами… Вся лавочка пропахла бы, честное слово!
— Я уже сказал вам, чтобы вы оставили меня в покое! Слышите? — в ярости крикнул Адольф.
— Скажите, пожалуйста, какие вы нежные, вы, белые негры! Дотронуться не смей до вас! Подумать только!
И Сэмбо грубо передразнил Адольфа.
— Подумаешь, сколько важности! — восклицал он. — Сразу видно, что мы из хорошего дома!
— Да, да, у меня был хозяин, который мог всех вас скупить, как железный лом!
— Неужели?! Какой это, верно, был джентльмен!
— Я принадлежал дому Сен-Клер, — с гордостью заявил Адольф.
— В самом деле? — протянул Сэмбо. — Он, должно быть, очень счастлив, что избавился от тебя, твой хозяин! Он, верно, продаст тебя с целой партией битой посуды! — закончил Сэмбо, сопровождая свои слова пренебрежительной гримасой.
Взбешенный таким оскорблением, Адольф бросился, размахивая кулаками, на своего обидчика.
Вокруг послышался громкий хохот и аплодисменты. На шум появился хозяин.
— Что такое? Тише, тише, мальчики! — закричал он, размахивая бичом.
Невольники разбежались, спеша укрыться по углам. Один только Сэмбо, рассчитывая на свои преимущества всеми признанного шута, остался непоколебимо стоять на месте, втягивая голову в плечи, когда бич слишком близко свистел вокруг него.
— Это не мы, хозяин, не мы! — твердил он. — Мы вели себя мирно. Это новенькие… Они пристают к нам! Покоя от них нет!
Хозяин повернулся к Тому и Адольфу и, не давая себе труда разобраться, кто являлся истинным виновником шума, наградил вновь прибывших здоровыми затрещинами, после чего удалился, приказав всем ложиться спать и не шуметь.
Заглянем теперь в комнату женщин.
Они лежали на полу в самых различных позах. Здесь были негритянки всех цветов и оттенков — от темного цвета черного дерева до матовой белизны слоновой кости, всех возрастов — от детского и до самого преклонного. Вот прелестная десятилетняя девочка. Ее мать продана вчера, и она уснула в слезах и горе, что некому больше оберегать ее сон. Вот старая, очень старая негритянка. Ее исхудалые плечи и мозолистые руки свидетельствуют о долгих годах тяжелого труда. Завтра ее отдадут, в придачу при какой-нибудь покупке, за любую цену. Не менее сорока или пятидесяти других женщин лежат где попало, закутавшись в тряпье.
В стороне от других сидят две женщины.
Одна из них — мулатка с мягким взором и привлекательным лицом. Ей лет сорок пять, а то и пятьдесят. На голове ее тюрбан из индийской ткани. Она одета чисто и опрятно. Очевидно, ее хозяева бережно относились к ней. Подле нее, прижавшись будто птенчик в гнезде, полулежит молоденькая, пятнадцатилетняя девушка, ее дочь. Она белее матери, сразу видно, что она квартеронка. Все же чертами лица она очень похожа на мать: те же кроткие, черные глаза, только ресницы длиннее. Вьющиеся волосы отливают золотистым блеском. Она тоже одета очень чисто. Ее маленькие белые ручки, по-видимому, незнакомы с черной работой. Обе они — мать и дочь — поступят в продажу завтра вместе с невольниками Сен-Клера.