Ходячие Мертвецы: Восхождение Губернатора
Шрифт:
Ружьё щёлкает.
И ствол взрывается выстрелом.
12-калибровый обрез — слишком грубый инструмент. Смертельные 33-калиберные пули могут рассеяться на фут или более при стрельбе с короткого расстояния, проходя через цель с такой силой, что могут пробить шлакобетонный блок.
Картечь, поразившая Филипа в спину, пробивается через мясо лопатки и шейный отдел позвоночника, распыляя половину спинного мозга через переднюю часть его горла. Пули также сносят часть черепа девушки, моментально убивая её. Два тела погружаются в облако розового тумана.
Пара падает вперёд, переплетясь,
Шок от произошедшего, роняет Ника Парсонса на колени, его пальцы примерзают к спусковому крючку дымящегося ружья.
У него резко сужается поле зрения, в то время как он изумленно смотрит на причиненные выстрелом травмы двум человеческим телам. Он роняет ружье в бурьян, разевая рот, не произнося ни звука. Что он наделал? Он чувствует себя сжавшимся внутри словно семечко, холодным и пустым, звуки Армагеддона звучат в его ушах, обжигающие слёзы позора текут ручьями по его лицу: Что он наделал? Что он наделал? Что он наделал?
Брайан Блейк леденеет изнутри. Его зрачки расширяются. Вид его брата, лежащего кровавой кучей на земле лядом с мёртвой девушкой навсегда запечатлевается в его сознании. Все остальные мысли просто исчезают.
Только вопли Ника прерывают ступор Брайана.
Рыдающий Ник всё ещё стоит на коленях рядом с Брайаном. Все разум и рассудок исчезли с лица Ника Парсонса, и он воет как зверь, глядя на кровавую бойню. Он бормочет всякий бред, сквозь слёзы и сопли: частью молитвы, частью безумные мольбы. Его дыхание парит в холодных сумерках. Он глядит на небеса.
Брайан, без размышлений, поднимает оружие. Движимый психотическим гневом, он производит выстрел в упор в головуНика Парсонса.
Выстрел пробивает голову Ника и вышибает струю красной жидкости. Пуля разрывает на куски его мозг, выходит с другой стороны и вгрызается в дерево. Ник оседает, его глаза закатываются, его мозг уже мёртв.
Он опускается на землю с видом ребёнка, отходящего ко сну.
Течение времени теряет всякий смысл. Брайан не видит тёмные силуэты, привлеченные шумом, приближающиеся сквозь дальние деревья. Он также не замечает движения по направлению тел, лежащих на поляне. Даже толком не сознавая этого, Брайан Блейк заканчивает своё существование здесь на земле, рядом с Филипом, укачивая кровавые останки своего младшего брата у себя на коленях.
Он смотрит вниз, на лицо Филипа, бледное, как алебастр, запачканное кровью.
Мерцание жизни ещё брезжит в глазах Филипа, когда два брата встречаются друг с другом взглядами. На краткий миг, Брайан вздрагивает от внезапно пронизывающего его холода печали. Кровная связь между двумя братьями так глубока, словно земля, которая раскалывается сейчас в душе Брайана с силой смещения тектонических плит. Вся совокупность их общей истории: бесконечных утомительных лет в гимназии, благословенных летних каникул, ночные перешёптывания из одной кровати к другой, их первое пиво на том злополучном походе в Аппалачи, их секреты, их драки, их провинциальные мечты, разрушенные жестокой реальностью — все эти
Брайан рыдает.
Его крики, как у животного, попавшего в ловушку, поднимаются в темнеющее небо, сливаясь с далёким воем гоночных автомобилей. Он скорбит так сильно, что даже не замечает, как Филип покидает его.
Когда Брайан вновь смотрит на своего брата, лицо Филипа уже превратилось в мраморно-белую скульптуру.
Листва дрожит на расстоянии двадцати футов. Как минимум дюжина Кусачих всех форм и размеров движется через чащу.
Первый, взрослый мужчина в изодранной рубашке, бросается сквозь ветви с протянутыми вникуда руками, глаза-пуговки сканируют полянку. Существо фиксирует свой взгляд на ближайшем куске мяса: остывающем теле Филипа.
Брайан Блейк вскакивает на ноги и поворачивается прочь. Он не может смотреть. И знает, что это лучший выход. Единственный выход. Позволить зомби убрать беспорядок.
Он кладет 38 калиберный за пояс на спине и направляется к стройплощадке.
Брайан забирается повыше на крышу кабины грузовика, выжидая когда закончится неистовое пожирание добычи стаей хищников.
Его мозг как телевизор настроенный на прием множества станций. Он достает пистолет и сжимает его как гарантию безопасности.
Какофония голосов, кусочки полу-сформированных картинок, звучат и вспыхивают в мозгу Брайана. Сумерки перешли в непроницаемую темноту, в которой ближайший свет находится в сотнях ярдах. Но Брайан видит мир вокруг словно фото-негативную пленку, его страх обострился как лезвие ножа. Теперь он одинок… так одинок, каким всегда был… и это гложет его глубже, чем сделал бы любой зомби.
Влажные, булькающие, посасывающие звуки, доносящиеся с поляны, едва различимы сквозь постоянный гул гонщиков с мотоциклетного трека. Где-то позади лихорадочных мыслей Брайана, он осознает, что шум трека заглушает звуки суматохи на поляне, и, вероятно, это было частью плана Филипа, сделать невидимым и неслышимым похищение девушки.
Сквозь заросли ежевики и листья деревьев, Брайан видит силуэты монстров, разрывающих останки человека, лежащего на поляне. Группа зомби, по-обезьяньи сгорбившихся над добычей, пожирают куски плоти, отделяя капающие с запекшейся кровью кости, уши, сорванные скальпы и мокрые органы, всё ещё теплые и дымящиеся на холодном воздухе. Всё больше зомби собираются в толпу, неуклюже отталкивая друг друга в стороны, сражаясь за каждый кусочек.
Брайан закрывает глаза.
Он уже собирается прочитать молитву. Он задается вопросом, должен ли он помолиться за своего брата, Ника и женщину, Пенни, Бобби Марша, Дэвида Чалмерса, за мертвецов, за живых, и за весь этот чёртов разрушенный Богом забытый мир. Но он не может молиться. Он просто сидит и смотри на пиршество зомби.
Спустя Бог знает сколько времени, Кусачие прекращают раздирать свою добычу, оставляя клочки тел разбросанными по всей поляне.
Брайан соскальзывает с кабины грузовика и возвращается назад, в тёмноту квартиры.
Этой ночью Брайан сидит в пустой квартире, в гостиной, перед пустым, покрытым налетом, аквариумом. Это конец запрограммированного дня в мозгу Брайана. Государственный гимн спет, передачи закончились и теперь только белый шум накрывает его мысли.