Холодная весна

Тауненд Кэрол

— Где текст договора?

— Есть две копии. Одна у графа, другая — у моего отца. Я попрошу Элеанор отослать нашу копию епископу Ваннскому. Она женщина благочестивая, и епископ доволен ею. Хотя мой отец и под следствием, я уверена, что он отнесется к нам справедливо. Когда он собственными глазами увидит условия контракта, то поймет, что граф Этьен просто хочет увильнуть от выполнения обязательств. Церковь будет на моей стороне, и графу придется взять меня в жены. Он не может позволить себе накликать на себя анафему. Ни один князь

мира сего на это не отважится.

Клеменсия с сомнением покачала головой.

— Арлетта, ты уверена, что это пойдет нам на пользу? Граф просто так не отступит.

Арлетта вздернула подбородок.

— Я все поставлю на эту карту. Если надо, дойду до его святейшества Папы Римского. Пусть над головой моего отца сгустились тучи, но я не хочу жить во мраке их тени. Я знаю свои права. Все письма должны быть отосланы еще сегодня.

— Граф Этьен не допустит этого.

— Он ничего не узнает. Я отошлю их моей мачехе с отцом Йоссе. Он отъедет в Бретань сегодня же, я попрошу его об этом. Письма разлетятся по Франции, а мы запремся в башне. Клянусь спасением моей души, Клеменсия, я ни на шаг не выйду из этой башни, покуда не добьюсь, чтобы граф Этьен выполнил все, под чем стоит его подпись. Даже если моего отца повесят, я докажу графу, что де Ронсье знают, что такое честь.

Отец Йоссе согласился доставить письма, не выразив ни малейшего неудовольствия. Девушки подождали до темноты, а затем занялись перетаскиванием своего имущества в башню, для чего пришлось не один раз пересечь двор замка. Нижний ярус башни был завален кипами сена и мешками с овсом для конюшень.

Конюх Якоб болтал на дворе с кем-то из стражи, и все они прекрасно видели, как Клеменсия с Арлеттой таскали по двору сундуки, короба и связки. На них смотрели с большим недоумением: случай был совершенно необыкновенный, и все понимали, что должны что-то сделать, но никто не знал, что именно.

Коротко обсудив со стражей, что могут означать такие действия Арлетты и Клеменсии, Якоб направился к ним.

— Госпожа моя, разрешите вам пособить?

Арлетта улыбнулась конюху. Этот человек ей нравился. Он неплохо присматривал за лошадьми, совсем как Обри в Хуэльгастеле. Он позаботится об Изельде, покуда это будет нужно.

— Якоб, вы, конечно, слыхали, что я должна освободить свои покои к завтрашнему полудню?

Тот неловко хмыкнул и начал усиленно изучать носки своих сапог.

— Тут кое-что из моих пожитков, — очаровательным голосом произнесла Арлетта. — Я подумала, что если мы со служанкой сегодня перенесем все это из верхних комнат пониже, то завтра сэкономим время. Пока временно сложим все добро в башне. А завтра спокойно погрузим и потихоньку отправимся по утренней прохладе. Так будет лучше — меньше пойдет по округе всякой болтовни и сплетен, не правда ли?

— Тут надо бы побольше света, госпожа, — отозвался Якоб, снимая факел из гнезда в стене. —

Сейчас я вам помогу. Ворочать эти сундуки — не женское дело.

— О, мы будем очень благодарны.

Через полчаса Якоб закончил затаскивать последние из коробов леди Арлетты в узкую дверь башни. Теперь он снова мог вернуться к прерванному разговору со стражниками. Сегодня на дозорной тропе дежурили Госвин и Фульберт.

— Не могу понять, с чего это ты вызвался помогать им, — заметил Фульберт, зевая во весь рот. — Лишил нас редкого удовольствия посмотреть, как важная госпожа таскает тяжести на пару со служанкой. Чего они надумали? Готовятся к осаде, что ли?

Якоб захохотал.

— Слухами земля полнится. Она оказалась не той невестой, какая нужна графу. Ей велели упаковываться, и завтра спровадят назад в Бретань. Нужно, чтобы ящики были наготове к завтрашнему утру, чтобы им выехать пораньше. — Якоб наклонился и потер колено. С недавних пор у него начали болеть ноги, а это был верный признак того, что потихоньку подкрадывается старость. Возня с сундуками Арлетты оказалась делом нелегким и утомительным. — Бедняжка. Небось, не знает куда деваться от стыда.

Госвин перебил его:

— Уж больно добрый ты, Якоб. Не стоило тратить силы, помогая этой костлявой девке. И душа у нее жесткая, как старые башмаки, вот помяни мое слово!

— С чего ты взял?

— Конечно, сегодня утром ее спихнули с трона в грязь, — продолжал Госвин, — но ведь ее воспитывали госпожой, черт побери. У нее в голове всякие там идеи и премудрости, читать-писать наверняка умеет, готов подавиться собственным рукавом. А уж гордые они — сверх всякой меры. Взгляни хотя бы на леди Петрониллу.

— Эта стерва? Уж ее-то кошка на крыше воспитывала! Она ведь купеческая дочка, оттого и вредная. Пыжится и фуфырится, словно пава.

— Эй, Якоб! — прервал его речь Фульберт, пожирая башню глазами. — Чего эти две дуры не выходят? Они что там, заснули?

Башенная дверь была затворена. Через окошечко, прорезанное в верхнем ярусе, мерцал огонек. Через момент зажегся второй. Арлетта де Ронсье и ее служанка обследовали помещение.

— И в самом деле, какого черта? — Якоб спрыгнул на брусчатку, направился к башне и подергал дверь. Она была заперта.

Конюх вернулся на дозорную тропу.

— Ну? — спросил Госвин.

— Чего-то я не пойму. Закрыто на засовы изнутри. Леди Арлетта со служанкой заперлись в башне.

Фульберт громко захохотал.

— Ну, я же говорил! Сели в осаду. Они добром отсюда не выметутся.

— Да уж. Таких запросто не проглотишь. Жесткие, как старые башмаки, — не то осуждающе, не то одобрительно пробормотал Госвин. — Знаешь что, дружок? Если это осада, давай заключим пари, сколько они там просидят.

— По-моему, ты несешь чепуху насчет осады, — сказал Якоб. — Но в любом случае больше дня не протянут.