Холодная весна
Шрифт:
Он испустил еще один отчаянный стон, уже понимая, что они не услышат. Коридор был длинный, а дверь в другом конце всегда держали закрытой для защиты от сквозняков…
Падая, старый граф подумал, а не находится ли человек, скончавшийся в освященных стенах, на полпути к раю?
Графиня Мари еще могла делать большие стежки на огромном холстяном гобелене, но ее негнущиеся пальцы уже не справлялись со стежками помельче, которые требовались при пошиве одежды. Поэтому она наскоро наметывала, а Арлетта, Элеанор, Клеменсия и Лена сшивали раскроенные куски камвольной ткани.
После трех
К счастью, январские дни не были долгими.
— Лена, — сказала графиня Мари, когда свет дня начал угасать, — иди и принеси нам восковых свеч.
— Слушаюсь, графиня.
— А вы, девушки, — графиня пронзила Клеменсию и Арлетту взглядом своих темных глаз, — откладывайте работу в сторонку. Вы сегодня хорошо потрудились.
С плохо скрытым вздохом облегчения Арлетта отложила в сторону рукав, которым она занималась.
— Я бы хотела сходить погулять, — объявила она. — Клеменсия, может быть, ты составишь мне компанию?
Мачеха Арлетты взглянула на падчерицу.
— Подождите с прогулкой, Арлетта. Твой дед хочет тебя видеть.
Арлетта улыбнулась и вскочила.
— А где он? Я не думала, что увижу его до ужина…
— Я оставила графа Роберта в часовне, — оповестила всех леди Элеанор, сделав брови домиком. — Но это было часа три назад. Едва ли он все еще там. Кто-нибудь из вас видел, чтобы он возвращался?
— Не волнуйтесь, матушка. Скорее всего, он просто задремал, — предположила Арлетта. — Я схожу, посмотрю, где он и что с ним.
Она вышла в холодный, продуваемый ветрами коридор и направилась к часовне, надеясь, что застанет дедушку в хорошем расположении духа. Сейчас она ничего так не желала, как разговора с дедом с глазу на глаз. Она давно заметила, что старик легче уступает тем просьбам, которые она высказывает ему наедине. В большом зале он никак не мог отделаться от мысли о том, что он — де Ронсье, что он должен поддерживать свое графское достоинство перед слугами, домашними и челядинцами. И хотя он всегда обходился с нею справедливо, но все же был строг и спуску ей не давал. Но когда Арлетта и дед оставались вдвоем, его обращение с ней менялось. Он более открыто выказывал ей свою привязанность и позволял себе принимать ласку единственной внучки. Арлетта была уверена, что если поговорит с дедушкой в часовне, то сумеет получить ответы почти на все свои мучительные вопросы.
Она осторожно толкнула дверь.
— Дедушка? — Но его ореховая скамья пустовала. — Дедушка! — И тут она увидела, что он лежит на красных плитах пола. Еще не осознавая значения того, что открылось ее глазам, она подошла к нему. — Дедушка! Ты упал, давай я тебе помогу.
Граф Роберт лежал на спине, широко раскинув руки, среди сброшенных на пол подушек и подушечек; его сильная узловатая рука сжимала тонкую ткань одной из них так крепко, что ногти прорвали наволочку. Несколько вылетевших перьев шевельнулись в потоке воздуха, когда Арлетта опустилась на корточки возле лежащего деда, и создали жестокую иллюзию, что граф силится встать.
— Дедушка!
Ответом было молчание, которое нарушало лишь слабое потрескивание свечи на алтаре, когда язычок пламени,
— Дедушка! — Арлетта упала на колени, и ее сердечко забилось. Граф Роберт не двигался. Его глаза были открыты. Голубые глаза, взирающие на усеянный звездами лазурный потолок, его прекрасные голубые глаза были подернуты смертной пеленой — такими Арлетта никогда их не видела. Они были так душераздирающе знакомы и потрясающе чужие. Где их сияние? Их жизнь? Кожа графа Роберта была бледна как мрамор. И так же холодна? Трепеща, девочка прикоснулась к щеке деда. Умер… Дедушка ушел к ангелам.
Арлетта довольно долго неподвижно стояла на коленях рядом с телом деда, не зная, что делать дальше. Потом, глубоко вздохнув, она выпрямила и сложила вместе длинные ноги деда. С трудом вытянула порванную подушку из его пальцев и сложила ему руки на груди. Смела перья с пола. Затем положила гордую голову графа себе на колени так, чтобы не встречаться с взглядом его невидящих глаз. Ощущая ком в горле, она закрыла их и начала причесывать густые седые волосы деда. Она нежно баюкала его голову, напевая себе под нос заунывную мелодию.
Граф Роберт мог гордиться своей внучкой. Она не пролила ни слезинки.
Франсуа де Ронсье, уже граф, хотя он еще и не знал об этом, торопливо приближался к Ванну, сопровождаемый только своим капитаном Отто Мале.
Франсуа и норманн скорой рысью миновали церковь Святого Патерна; их собственное дыхание и дыхание их коней вилось клубами во влажном воздухе, насыщенном запахами гниющих водорослей — дорога шла вдоль берега моря. Копыта их лошадей цокали по подмороженной почве. Всадники опаздывали, а сумрак сгущался. Если они не поторопятся, городские ворота запрут, и их не выпустят обратно. Они въехали в город через ворота той башни, где была тюрьма.
Франсуа обратился к привратнику, угрюмому бровастому мужчине, закутанному с ног до головы в побитый молью плащ, не по росту длинный.
— Вернемся через час. — Франсуа сунул стражнику монетку. — Получишь еще одну, если дождешься нас и выпустишь из города.
— Хорошо, дождусь.
Их целью был узенький проезд к югу от собора Святого Петра; там располагалась мастерская златокузнеца Томаза. Франсуа заказал ему подарок для жены. Он передарил ей уже немало подарков, но она по-прежнему оставалась холодной и далекой, хотя, замерзнув, она порой сама прижималась к нему в постели, чтобы быстрее согреться. Франсуа надеялся, что в один прекрасный день Элеанор все-таки переменится.
Франсуа брал что мог от Лены, служанки старой графини. Лена пускала его в любое время, и с нею Франсуа чувствовал себя повелителем. Однако, несмотря на любовное умение и пыл, Лена не была ему ровней, и Франсуа мечтал получить любовь фригидной Элеанор. Он обожал свою редкостно красивую и образованную жену и пытался подобрать ключи к ее сердцу. Она, хоть и была холодна, но поддерживала его в меру своих возможностей и следила за тем, чтобы мужу прислуживали, как положено. Она и сама страстно желала подарить ему сына, который был так необходим для продолжения рода. Уже не раз и не два графиня Мари предлагала, чтобы Франсуа отослал бесплодную Элеанор и взял другую жену. Но Франсуа не мог выбросить ее словно пару старых башмаков, Его привязанность к Элеанор была его слабостью, но он не мог вытравить ее из своей души.