Холодное сердце пустыни
Шрифт:
— Так что нужно Судье, как ты думаешь, Пауль? — хмыкнул Эльяс, напоминая о себе. — Ты ведь понимаешь её лучше прочих, если я верно чувствую.
Он вообще серьезно это говорил?
Пауль глянул в яркие лиловые глаза Короля Воронов, и вопрос про Падме будто истерся из памяти. Не о том он думает, и правда…
Что нужно Судье? Не понятно, почему Эльяс спрашивал это именно у Пауля, но все-таки, об этом можно было подумать.
В мыслях зазвучали горькие слова Мун, сказанные еще в Турфане, с такой измученной обреченностью, что они крепким эхом отдались в груди Пауля.
Мне
— О, — глаза у Эльяса вспыхнули еще ярче — он снова подслушал эту мысль, — это уже интересно, мой друг.
Было такое ощущение, что Пауль ему что-то подсказал…
31. Глава, в которой судьба капризничает
— Мун, Мун, просыпайся.
Ненавистное имя жгло душу сильнее любого каленого железа. Как же она устала быть Мун. А ведь нет просвета даже, не виделось.
Мансул не спешил убивать её рабским ошейником, Эльяс не думал раскаиваться в собственной гнили и пересматривать условия пари, Шии-Ра же… Ей, кажется, было забавно наблюдать все это представление. Да и потом, не может же Солнцеликая няньчиться со всеми, кому она дала силу.
Тысяча шайтанов, до чего же она дошла — рассчитывать на кого-то в освобождении от тяжкой доли.
— Мун, Мун…
— Я не сплю, — тихо выдохнула Сальвадор и с усилием заставила себя сесть.
Зулейха, что до этого осторожно трясла её за плечо, понимающе закивала и бросилась умываться.
Осторожно — потому, что после порки Мансула девушки Мун все-таки сочувствовали. Они думали, что это духи уволокли девушку куда-то в пустыню, где на неё и наткнулся искатель приключений, караванный охотник на духов и вообще бравый воин — брат господина Амана.
Мансул — вроде бы тоже так считал, но в качестве мелкой маленькой мести приказал Мун вообще не показываться из шатра без черного длинного покрывала-накидки с одной только узкой прорезью для глаз, закрывавшим тело аж до колен. И вообще — одеваться только в черное! Считалось, что так можно укрыться от глаз мелких духов, что сводили с ума некоторых смертных. Это была и часть наказания, конечно, наверняка она бы с ума сходила от жары и духоты — если бы была смертной. Но, за сотню лет она к раскаленному Махаккару привыкла, да и честно говоря — внешний жар она сейчас почти не замечала.
Калило изнутри.
Что можно сделать за два дня и чего нельзя успеть за сотню лет до этого?
Можно сойти с ума. Окончательно и бесповоротно спятить.
Пауль…
Он просто будто исчез. Нет, он по-прежнему был в лагере, по-прежнему ходил в ночные вылазки с охотниками на духов, и пару раз за эти два дня она все-таки с ним пересекалась, но…
Он молчал. И будто не замечал её. Один раз — Сальвадор почти готова была поклясться, что он обогнул её по дуге.
Нет, она ничего особенного от него и не ждала, никакого синего лотоса, принесенного в дар, все-таки он шел за ним для Мун, а не для Судьи, потому коварная Нии-Фэй и раскрыла ему глаза в ту же секунду, как только признала его победителем. Но настолько предательской тишины от него она не ожидала. Ничего.
Гордости было слишком много, чтобы идти к нему самой, чтобы что-то говорить,
Хотя, чего греха таить, Сальвадор уже с нетерпением ждала, когда же, когда догорит этот последний закат, когда Пауль шагнет на белый песок её капища, когда она сможет с ним… Поговорить. Хотя бы пару слов, до того как рассечет его присягу и отправит к батюшке в Эффины. Пусть… Пусть боги потом дерут горло, пусть Эльяс изводит остаток вечности, вот только этот балбес уйдет в Эффины, вернется домой, и на память она выпрямит линию его судьбы. Хорошую жену, детей, сколько душа попросит, верный промысел…
От того, что он где-то там будет доживать свою жизнь, а ей даже взглянуть на это не получится, к горлу как всегда подступил ком, но его Сальвадор привычно проигнорировала.
Одно в этом выборе было ужасно — как можно было оставлять пустыню без Судьи? Нет никого, кто за сотню лет оказался готов принимать её долг и заботу. Сколь много проклятий она получит, отдав кинжалы Эльясу? Сколь много боли останется дочерям пустыни, если не будет у них заступницы?
Она все еще надеялась, что что-то придумает, как-то решит эту проблему, но на ум ничего не шло.
Только надеяться, что в её опустевший Чертог придет другая хозяйка, и она возьмет и кинжалы, и имя, и возьмется за этот промысел. Дорожка все-таки уже проторенная…
К завтраку Мансула она явилась вовремя и привычно сняла покрывало. Перед хозяином — разрешалось. Если хозяин завтракал один.
Из всех утренних обязанностей у Мун имелись две: накрывать на завтрак хозяину и играть на флейте или эффинской арфе. Услаждать слух — и глаза, ведь под покрывалом пряталась бесстыжая кофточка-чоли, открывавшая и живот, и плечи, и все остальное. С черными шароварами вполне смотрелась…
И никто и не думал освобождать Мун от её обязанностей только потому, что совсем недавно её хозяин расписал ей спину плетью. Отнюдь. Это была тоже часть наказания, положенного ослушнице-рабыне.
Сегодня у Мансула было какое-то непривычное настроение. С одной стороны, раздраженное, с другой — и доброжелательное в том числе.
— Садись, позавтракай со мной, Мун, — приказал он, как только девушка сложила покрывало.
Это было не то что нельзя, можно, вот только горделивый и самовлюбленный Мансул никогда не ронял свое достоинство до того, чтобы разделять пищу со своими рабами. Особенно — перед теми, кто совсем недавно провинился. Но в шатре сейчас никого не было, ронять лицо было вроде как и не перед кем.
Ей было все равно. Обязанности рабыни стали хоть и раздражающей, но привычкой, требованием от её обстоятельств. Думалось только о том, что все-таки еще три дня назад Пауля бы по дороге к Мансулу она бы точно встретила…
Пальцы Мансула сжались на её подбородке. Пришлось заставить себя посмотреть ему в глаза.
— Ты плохо ешь, Мун, — Мансул на самом деле пытался выглядеть добрым. Правда, в его случае это получалось так же как у крокодила, но что уж тут… — Тебе не здоровится? Следует ли вызвать к тебе знахарку или это проблемы по вашей шайтановой женской доле?