Homo Гитлер: психограмма диктатора
Шрифт:
Арнольд Цвейг выводит зрительное неприятие фюрером внешнего вида еврея из идиосинкразии на образ черта: «Представление о черте у детей-католиков, к которым относился и маленький Адольф, включает в себя искривленный нос, черные волосы и копыта. Евреи, проникавшие из Галиции в другие области двуединой монархии, несли в себе некоторые черты этого образа».[70]
Гитлер верил в то, что всегда сможет опознать еврея. В застольных беседах он рассказывал, что ему кажется подозрительным нос барона фон Либига. Когда же выяснилось, что несколько столетий назад в его семью влилась еврейская кровь, Гитлер успокоился, поскольку теперь знал, на чем основывалась его неприязнь.
Чтение Гитлером произведений немецких националистов во время пребывания в Вене перед началом первой мировой войны оказало огромное влияние на формирование его мировоззрения. Бригитта Хаманн доказала, что десятилетия спустя речь фюрера была переполнена цитатами из брошюр фон Листа, Ланца и Шенерера, а также газетных критических отзывов на их книги. «Многие более поздние высказывания Гитлера являются цитатами из книг, которые он читал во время венского периода своей жизни».[71] До конца своей жизни Гитлер использовал в качестве стереотипных аргументов болтовню венцев начала века. Он сам признавался в «Майн кампф»: «В то время я читал бесконечно много и довольно основательно. За несколько лет я создал основные запасы знаний, из которых черпаю и поныне».[72]
Единственной реальностью для Гитлера были сведения и переживания, которые без изменений десятилетиями сохранялись в его памяти. Они настолько сильно доминировали в его духовной жизни, что подчинили себе весь последующий опыт. Таким образом, для Гитлера мир представлялся именно таким, каким сохранили его воспоминания молодости фюрера.
Во второй главе «Майн кампф» он вкратце описал свои наклонности. Впечатления юности, которые сохранялись в его мозгу в полной неприкосновенности, он воспринимал как «творческие мысли»: «Сегодня я твердо верю в то, что все творческие идеи, если они вообще есть, проявляются именно в молодом возрасте». Далее следовал намек на огромное количество точных воспоминаний: «Гениальность молодости, выражающаяся в неистощимой плодовитости на мысли и идеи, которые даже не всегда возможно обработать, определяется прежде всего их многочисленностью». Эти бесценные мысли и идеи молодости, представленные в его памяти как самая точная реальность, легли в основу доктрины, которой Адольф Гитлер посвятил свою жизнь.
Он с гордостью писал в той же главе «Майн кампф», что уже в Вене сформировалось его мировоззрение, которое стало «гранитным фундаментом моих нынешних действий. Мне пришлось лишь кое-что добавить к тому, что однажды создал, но не должен был что-либо изменять». Даже полное поражение, которое он потерпел в конце жизни, не вызвало у него ни малейших сомнений в собственной правоте.
У большинства людей религиозные и моральные принципы закладываются в молодости и впоследствии довольно сложно поддаются изменениям. С возрастом старые воспоминания начинают довлеть над новой поступающей в мозг информацией. У Гитлера данная тенденция обострялась благодаря эйдетизму и, возможно, нервному заболеванию, что сильно мешало ему разумно мыслить и действовать.
По-видимому, именно здесь следует искать психологические причины его закостенелой, твердолобой политики, которая не желала воспринимать новые изменившиеся условия и подстраиваться под них. Наступает время, когда приходит понимание, что не все новое есть хорошее, и более разумно пользоваться старым, но проверенным. Изменения не всегда означают улучшения. Несмотря на всю революционность политики Гитлера, в своих действиях он руководствовался раз и навсегда сложившимися догмами.
Так, Гитлер не желал изменять программу национал-социалистической партии, многие пункты которой очевидно устарели, и был согласен лишь на незначительные поправки. Хотя он сам признавал, что в программе есть ошибки, но отказывался менять что-либо. В застольных беседах 18 января 1942
Полученные в Вене «знания» не ограничивались только антисемитизмом. В то время Гитлер еще был сторонником цивилизованного отношения к евреям. Однако в его память навсегда впечатались два главных тезиса венских медицинско-гигиенических брошюр начала века: евреи разносят сифилис и обладают чрезвычайной климатической устойчивостью.
В Вене Адольф Гитлер не только многое почерпнул из бульварной литературы, но и нашел достойный образец для подражания. В роли живого примера политика-антисемита выступил чрезвычайно популярный бургомистр Вены Люгер.
После переезда в Мюнхен общественное положение Адольфа Гитлера не изменилось. Он снял небольшую комнатку в районе Швабинг, где вечерами жандармы по двое патрулировали полутемные улицы. Он не был знаком ни с одним значительным мюнхенцем и пополнял свои знания только тем, что можно было прочесть в газете или увидеть на улице. Он просто скопировал образ мыслей местных знаменитостей, которые были преисполнены революционным пафосом и вели себя так, как будто нашли философский камень. Адольф Гитлер соединил в себе эти теоретические требования перемен с философской ментальностью завсегдатаев пивных и гротескным юмором, который он позаимствовал у известного мюнхенского комика Карла Фалентина. Эта мюнхенская смесь действовала и на северных немцев, которые даже коричневую партийную форму нацистов воспринимали как элемент фольклора. Как писал Гитлер в 1934 году в письме к Ине Зидель Готфрид Бенн, «все это напоминает мне балаган, где собираются ставить "Фауста", но получается только водевиль с гусарами».[73]
Адольф Гитлер как губка впитывал в себя не только зрительные впечатления, но также и слухи, обрывки разговоров, споров, газетные заголовки и лозунги. Все это он обрабатывал в духе собственного восприятия действительности. Здесь эйдетические образы будущего фюрера приобретали черты патологии. Они напоминают галлюцинации психопата, в которых участвуют лишь серые тени действительного мира.
Секретарь Гитлера Мартин Борман прекрасно знал это и как никто другой использовал, чтобы манипулировать фюрером. Он добился своего высокого положения при Гитлере при помощи огромной работоспособности, беспощадной решительности и слепой преданности. Также он использовал способность Гитлера точно запоминать короткие предложения, чтобы выставить себя в выгодном свете и очернить других. Короткие замечания Бормана постоянно влияли на действия Гитлера.
Уже после войны Шпеер так охарактеризовал тактику хитрого секретаря, самого могущественного человека в окружении Гитлера: «Мартин Борман никогда не нападал открыто, но использовал тактику постепенных малых акций, которые в конечном итоге оказывали нужное действие».74
2.2. Личность эйдетика
Эйдетизм не ограничивается феноменом фотографической памяти, он формирует особый тип человека, который выделяется целым набором способностей, которые в полной мере проявились у Гитлера.
Доктор Йенш установил связь между эйдетизмом и повышенной возбудимостью вегетативной нервной системы, которая проявляется в дыхательной аритмии, т. е. изменении частоты пульса при вдохе и усиленном потоотделении.74 У Гитлера наблюдались все вышеперечисленные симптомы. Вызванные аритмией нарушения дикции фюрера прекрасно слышны на пластинках и магнитофонных записях его выступлений. Также он сам не скрывал, что сильно потеет. Он рассказывал, что так потел во время публичных выступлений, что его рубаха промокала насквозь и портила костюм.