Homo Гитлер: психограмма диктатора
Шрифт:
«Притягательная сила мужчин для поэта, который решился проявить ее только показав с отрицательной стороны», многократно проявляется на страницах «Фауста».[10] Это относится и к весьма тривиальному эпизоду с Гретхен, где ее расположение зависит от религиозности мужчин
Самые известные произведения германского искусства не лишены гомоэротического подтекста, и именно ему они обязаны своим громким успехом. Шуберт, чьи практически непереводимые «песни» пользуются такой популярностью в романских странах, был в той или иной степени гомосексуален. В другом шедевре германской литературы, самом прекрасном стихотворении Гете, гомоэротическая подоплека немного скрыта. В стихе «К Месяцу» (1779) («Зыбким светом облекла долы и кусты») восьмая строфа выглядит следующим образом:
Счастлив, кто бежал людей, Злобы не тая, Кто обрел в кругу друзей Радость бытия. (Перевод В. Левика)В первоначальной версии вместо «друзей» стояло «мужчин», однако впоследствии поэт произвел замену.[11]
Последующее XIX столетие, ставшее временем мира и, по мнению некоторых исследователей, окостенения и бездействия, во всяком случае меньше героическим и более гражданским периодом, было эпохой расцвета изображения человеческого тела. В подавляющем большинстве моделями были женщины. Именно женщины стали символом нежности, чувствительности, пассивности и искусства соблазнения.
Эта тенденция достигла кульминации в творчестве импрессионистов, которое позднее было объявлено нацистами дегенеративным искусством. Уже около 1900 года в немецком искусстве четко обозначилась «перемена в типологическом изображении человека». «Свойственные импрессионизму возвышенные женские образы с блестящими глазами в прозрачных одеждах или элегантных туалетах» были вытеснены «природной сущностью женщины с инстинктами матери. Идеологический образ женщины опустился… к неполноценному, хотя и святому вместилищу для мужского семени». Одновременно изменился и мужской образ. «Фривольный соблазнитель, ловелас и любовник» превратился в «отца семейства и хозяина дома».[12] Рихард Нордхаузен и другие сторонники реформы брака проповедовали «принцип временного воздержания, чтобы не ослаблять творческие возможности человеческого тела бесцельным и необязательным удовлетворением». «Вместо западного модного фатовства и умственного труда в пыльных кабинетах… пришли новые идеалы, которые требовали от человека путешествовать, уметь плавать, заниматься альпинизмом, благодаря чему стала быстро развиваться эстетика тела, которая была тесно связана с такими понятиями, как "весна народа" и "национальное возрождение"».
В ходе первой мировой войны героизм и связанный с ним культ союза мужчин получил второе дыхание и достиг своей кульминации в эпоху третьего рейха. Так же, как во времена Ренессанса и Наполеона, предметом воодушевления стали сверхчеловеческие усилия, которые в основе своей имели скрытый гомоэротический подтекст.
Поколение, пережившее первую мировую войну, «преднамеренно отказалось от гражданской формы любви» и избрало для себя новую ориентацию. Разгулявшемуся культу мужчины «не нужна была прекрасная женщина в качестве объекта обожания», он стилизовал «пограничную ситуацию открытого военного насилия как оргастическо-сексуальное проявление». В книгах «солдатских националистов», какими были Эрнст Юнгер а также Эрнст фон Заломон, место женщины как сексуального
На всех военных траурных церемониях и возложении венков на братские могилы «Песня о маленьком трубаче» в обязательном порядке исполнялась сразу после немецкого национального гимна, создавая между фронтовиками настолько сильную эмоциональную связь, что ее вполне можно сравнить с брачными узами. Мужское братство наравне с браком обрело некий мифический, религиозный характер. «Руки моей ты больше в пожатье не сожмешь…» Вдохновленный этим чувством Томас Манн героически сопротивлялся женскому влиянию: «Я никогда не буду полностью твой, я не смогу быть настолько счастлив с тобой, чтобы до конца отдаться тебе…» В 1922 году он писал, что мужское братство, «основанная на крови и верности фронтовая дружба является совершенно особой областью чувств, где слились мужество в чистом виде и восторженная юность».
Бескорыстное спасание раненого товарища, которого на своих плечах под огнем выносили с поля битвы в мужском братстве, играло роль венчания. «Тяжелораненый мог спокойно умереть, когда товарищ подобно заботливой матери гладил его по волосам».
Моральным стержнем мифа о мужском братстве, который возродился среди солдат вермахта, был «обмен нежностями в пределах, существующих между мужчинами». Дезертирство каралось смертью именно потому, что оно разрушало святые узы мужского фронтового братства.
Адольф Гитлер, для которого во время первой мировой войны родиной стали его рота и полк, в который он желал вернуться после ранения в 1916 году, разъясняя суть войны на уничтожение большевизма, заявил, что в этой борьбе следует отказаться от чувства «солдатского товарищества». Врага на Востоке нельзя было рассматривать как товарища.
Уже в вильгельмовской Германии «немецкий грех», как тогда называли мужской гомосексуализм, был довольно распространен как в гражданской жизни, так и в армии. Типичные образцы поведения, свойственные мужским союзам, были интегрированы в организационные структуры. Они утвердились в армии, которая сама по себе была замкнутым сообществом. Общественное порицание и законодательный запрет гомосексуализма шел рука об руку с ясно выраженной диспозицией к гомоэротическим моделям отношений. В результате гомосексуализм развился более сильно, чем где бы то ни было.
Специфическая сексуальная диспозиция Гитлера, которую он открыто стилизовал, имела довольно известный образец. «Юный кайзер со своим кружком представлял типичный мужской союз. Он был центральной личностью в этой тесной компании друзей».[15]
«Гомосексуализм на рубеже веков распространился в Германии настолько сильно, что в обществе открыто утверждали, что первый советник кайзера занимается мужеложством».[16]
«Конечно, официально кайзер придерживался патриархальных норм морали и порицал гомосексуализм. Однако несомненно, что в тайне ему нравились мужские союзы и, как и многие другие, он видел себя скорее героем, а не патриархом. Можно предположить, что он являлся тем, что англичане называют "тайная королева". Тот, кто в тайне подвержен гомосексуализму, открыто проповедует гетеросексуальность».[17]
Весьма спорно, осознавал ли Гитлер свои гомоэротические наклонности. По всей видимости, по меньшей мере с приходом к власти он беспощадно вытеснил их в подсознание. Известно его заявление, что есть такие вещи, которые скрывают от других, а есть такие, которые скрывают даже от самого себя.
У известного педагога реформы Густава Винекена, основателя интерната «Свободная школьная община» в Викерсдорфе в Тюрингии, где впервые было введено совместное обучение мальчиков и девочек, сексуальная биография была такая же, как у Гитлера. Так же, как фюрер окружал себя адъютантами, Винекен выбирал себе любимчиков среди учеников. «В Викерсдорфе были приняты очень личные отношения между преподавателями и учениками, а также свободное отношение к нагому телу. (Всегда застегнутый под горло Гитлер любил обнаженные торсы рабочих, ввел в СС и гитлерюгенде в качестве формы одежды кожаные шорты.) Каждый преподаватель имел право назначить в доверенной ему группе нескольких учеников-помощников, которых он выбирал, исходя из личных симпатий».[18]