Хороните своих мертвецов
Шрифт:
– Судя по их одежде, это лето. И дело, вероятно, происходит в Старом городе. Посмотрите на каменную кладку.
Шевре впился взглядом в зернистую фотографию и кивнул:
– Я могу попытаться выяснить.
– Bon, – сказал Гамаш, протягивая руку за фотографией.
Шевре явно не хотелось с ней расставаться, но все-таки он отдал снимок Гамашу.
– А как вы узнали об этой встрече между Шиники, Дугласом и рабочими? – спросил археолог.
– Из дневника Рено. Понятия не имею, как ему стало известно. Предположительно об этом сказано в одной из книг из коллекции
– Вы удивитесь, но не все похороненное на самом деле мертво, – сказал археолог. – Для многих прошлое живо.
«Что за истлевшая история затесалась среди нас? – спросил себя Гамаш. – Что потревожил Огюстен Рено?»
Он вспомнил одну из записей в дневнике Рено. Не ту, что была обведена кружочком, а более спокойную – о встрече, которая так и не состоялась. С неким ОШ.
– Вы не собирались встретиться с Огюстеном Рено?
Шевре замер, потом повернулся и уставился на Гамаша:
– Что?
– Во вторник в девять часов. У Огюстена Рено была назначена встреча с неким ОШ.
– ОШ? Это мог быть кто угодно.
– Ну да, с инициалами ОШ. Это были вы?
– Чтобы я встречался за ланчем с Рено? Уж я бы постарался, чтобы меня не видели вместе с этим человеком в публичном месте. Нет. Он все время просил, требовал, хотел встретиться со мной, но я никогда не соглашался. Он был отвратительным типом, который думал, что разбирается во всем лучше кого-либо другого. Он был мстительным интриганом. И глупцом.
– Но возможно, он все-таки оказался прав, – сказал Гамаш. – Возможно, он нашел Шамплейна. Вы этого опасались? Что он может добиться успеха? Вы потому на каждом повороте пытались его остановить?
– Я пытался его остановить, потому что он был круглый идиот, который своими фантазиями уничтожал совершенно нормальные и ценные площадки для археологических раскопок. Он был опасен.
Голос Обри Шевре зазвучал надрывно, резкие слова отлетали от каменных стен, как мячи, и возвращались в центр, к двум мужчинам.
Но последнее слово Шевре проскрежетал. Едва слышное, оно проскребло земляной пол, у Гамаша даже холодок пробежал по спине.
– Вы пытались его остановить. И вам это удалось?
– Вы хотите сказать, что я его убил?
Они уставились друг на друга.
– Я не договаривался с ним о встрече. И уж совершенно точно не убивал его.
– Вам известно, где захоронен Шамплейн? – спросил Гамаш.
– Что вы сейчас спросили?
– Вам известно, где захоронен Самюэль де Шамплейн?
– Что вы имеете в виду? – Шевре почти шипел и смотрел на Гамаша ненавидящим взглядом.
– Вы знаете, что я имею в виду. Вопрос ясен.
– Вы считаете, что я знаю, где захоронен Шамплейн, и держу это в тайне? – Каждое слово, каждый слог были произнесены с крайним презрением.
– Я считаю невероятным, что нам известно, где похоронен
– Вы с ума сошли? Зачем мне прятать величайшую археологическую находку нации? Это бы сделало мне карьеру, обеспечило репутацию. Я бы остался в истории человеком, который вернул Квебеку часть его пропавшего прошлого.
– Эта часть не пропала, месье. Пропало только тело. Почему?
– Был пожар. Первоначальная церковь сгорела, сгорели документы…
– Я знаю официальную версию, но она ничего не объясняет, и вам это прекрасно известно. Почему не было найдено это тело? Тут что-то не складывается. И поэтому я задаю себе другой вопрос. Не «почему он не был найден?», а «не был ли он найден?». Зачем это скрывать? – Гамаш с каждым словом подходил ближе к главному археологу, пока они не уперлись лоб в лоб. И тогда Гамаш прошептал: – Не останавливаясь даже перед убийством?
Они простояли так несколько секунд, и наконец Шевре отступил.
– Но зачем кому-то это могло понадобиться? – спросил Шевре.
– Для этого есть только одна причина, верно? – сказал Гамаш. – Шамплейн не был тем, чем казался. Он не был героем, отцом нации, великим человеком. Шамплейн стал символом величия Квебека, ярким символом того, чем могла бы стать колония, если бы не победа англичан. И это использовали в своих целях сепаратисты. Шамплейн ненавидел англичан, высмеивал их, говорил, что они невежественные деревенщины. Как ни посмотри, Шамплейн – идеальный инструмент для квебекских сепаратистов. Но что, если он совсем не такой, каким его выставляют?
– Что это вы такое говорите?
– Многое из того, что мы знаем как историю, вовсе и не история, – продолжал Гамаш. – Вам это известно. И мне это известно. Это служит определенной цели. События преувеличиваются, герои фабрикуются, цели переиначиваются, чтобы выглядели они благороднее, чем на самом деле. И все это для манипуляции общественным мнением, для создания общей цели, общего врага. И основы для воистину великого движения, да? Мощный символ. Уберите его, очистите ото лжи – и все начнет крошиться, все станет спорным. Этого нельзя допустить.
– Но что может быть плохого в Шамплейне? – спросил Шевре.
– Когда он родился?
– Нам это не известно.
– Как он выглядел?
Шевре открыл было рот, но тут же закрыл.
– Кто был его отец?
Шевре даже не попытался ответить.
– Может, он был шпионом? Он был умелым картографом, но на многих его картах присутствуют какие-то нелепые существа, отмечены события, которых не было.
– Таков был стиль времени.
– Лгать? Это, по-вашему, стиль времени? Мы знаем, кто хотел его отыскать, доктор Шевре. А вот кто хотел, чтобы он оставался похороненным?