Хороните своих мертвецов
Шрифт:
Гамаш кивнул.
Вопрос часто стоял именно так: отдать малое, чтобы спасти многое. С расстояния это казалось таким простым, таким очевидным. И в то же время с расстояния ты видел более широкую картину, но не всю, детали от тебя ускользали. Не все можно было увидеть с расстояния.
– Сопротивление вас удивило? – спросил Гамаш.
Том Хэнкок ответил не сразу:
– Скорее разочаровало. Английское сообщество сокращается, но зачем же ему совсем вымирать? Оно сейчас балансирует на краю. Может двинуться в ту или другую сторону. Сейчас важно сохранить на плаву его
В безопасности, подумал Гамаш. Как это важно, как это критически необходимо. Что готовы сделать люди, чтобы сохранить безопасную гавань? Они будут делать то, что делали веками. Что делали французы, чтобы сохранить Квебек, что делали англичане, чтобы его захватить. Что делают страны, чтобы защитить свои границы, что делают люди, чтобы защитить свои дома.
Убивают. Чтобы чувствовать себя в безопасности. Но это почти никогда не приносит желаемого результата.
Том Хэнкок снова заговорил:
– Очень важно слышать родной язык, видеть его слова на бумаге, видеть, что его ценят. Вот одна из причин, по которой я обрадовался, когда меня пригласили в совет Литературно-исторического общества. Хотел попытаться спасти его общественные институты.
– Они разделяют вашу озабоченность?
– О да. Они знают, насколько все это шатко. Вопрос на самом деле состоит в том, как сохранить Лит-Ист, англиканскую кафедру, эту церковь, среднюю школу и дом престарелых. Си-би-си. Газету. Им всем грозит закрытие.
Молодой священник посмотрел на Гамаша озабоченным взглядом. Не горящими глазами фанатика, не глазами Рено, Шамплейна или Шиники, а глазами человека, чье призвание важнее его самого. Простое желание помочь.
– Все люди искренни, весь вопрос в стратегии. Некоторые считают, что главный враг – перемены, некоторые считают, что их спасут только перемены, но все они знают, что стоят спиной к утесу.
– Повторение Полей Авраама?
– Нет, не повторение. Битва ни на минуту не прекращалась. Англичане выиграли только первую схватку, а французы выиграли войну. Долгосрочный план.
– Одряхление? – спросил Гамаш. – Месть колыбели? [58]
Это был знакомый аргумент и знакомая стратегия. Католическая церковь и политики на протяжении поколений требовали, чтобы квебекцы рожали побольше детей для заселения громадных территорий и выдавливания малочисленных англичан.
Но в конечном счете оказалось, что дело не только в количестве французского населения, которое уменьшало влияние англичан, но и в собственно английской гордыне. В их отказе делиться с французским большинством властью, богатством, влиянием.
58
Этот термин используется в тех случаях, когда рождаемость в группе меньшинства превышает таковую доминирующей группы и в конечном счете меньшинство имеет возможность стать большинством.
Если они стоят спиной к утесу, то пропасть, как и враги, – творения их собственных рук.
– Если английское сообщество хочет выжить, – сказал Том Хэнкок, – то оно должно пойти на некоторые жертвы. Предпринять какие-то действия. Приспособиться.
Он помолчал, глядя на книгу в своих руках.
– Изменить курс? – спросил Гамаш, тоже глядя на книгу в руках священника. – Они направляются в открытую воду? Хотят сначала попробовать простой путь?
Том Хэнкок покосился на Гамаша, и напряжение немного уменьшилось. Он даже коротко рассмеялся:
– Touch'e [59] . Я думаю, мы все это делаем. Люди видят во мне физически развитого молодого парня. Даже поразительно красивого. – Он украдкой посмотрел на своего удивленного собеседника. – Но дело в том, что я вовсе не силен. Каждый новый день пугает меня. Поэтому я участвую в гонках на каноэ. Нелепое занятие. Нет, правда, то гребешь, то бежишь по полузамерзшей реке при температуре минус тридцать градусов. Знаете, почему я это делаю?
Гамаш покачал головой, и молодой человек ответил на свой вопрос:
59
Здесь: в точку (фр.).
– Чтобы люди думали, будто я силен. – Голос его упал, как и взгляд. – Я совсем не силен. Там, где это важно. По правде говоря, я бы лучше, потея, гнал каноэ по шуге и по льду, чем сидел бы один на один, исповедуя больного и умирающего прихожанина. Меня от этой мысли ужас пробирает.
Гамаш подался вперед, голос его был приглушен, как свет в церкви.
– А что вас в этом пугает?
– Я не буду знать, что ему говорить, я боюсь, что обману его ожидания. Что не оправдаю своего призвания.
«Я тебя найду. Я не допущу, чтобы с тобой что-то случилось».
«Да, сэр. Я вам верю».
Они сидели в церкви и глядели в никуда, погруженные в свои мысли.
– Сомнение, – сказал наконец Гамаш, и это слово заполнило громаду пустого пространства вокруг них.
Он уставился перед собой, видя закрытую дверь. Не ту дверь.
Том Хэнкок посмотрел на своего собеседника, позволил ему посидеть в молчании несколько секунд.
– Сомнение – вещь естественная, старший инспектор. Оно делает нас сильнее.
– А прочнее всего то, что было сломано? – спросил Гамаш с улыбкой.
– Так и должно быть, я на это рассчитываю, – ответил преподобный мистер Хэнкок.
Гамаш кивнул, задумался.
– Но вы все же делаете это, – сказал он наконец. – Вы сидите с больными и умирающими прихожанами. Это вас пугает, но вы делаете это каждый день. Не убегаете.
– У меня нет выбора. Чтобы добраться туда, куда мне надо, я должен направлять свой курс на лед, а не на открытую воду. И вы тоже.
– И куда вы хотите добраться?