Хороните своих мертвецов
Шрифт:
Вот только люди в Трех Соснах изменились за сто пятьдесят лет. Кроме, наверное, Рут Зардо. Гамаш представил себе, как Рут приветствовала бы отца Шиники. Он улыбнулся этой картине: помешанная на пьянстве поэтесса встречает помешанного на трезвости священника:
«Что ж, примите случившееся. Это писала Рут. Наберите несколько лишних фунтов. Пейте и ешьте.
Иначе доведете себя до болезни. Еще большей болезни.
Неизлечимой».
Излечил бы ее Шиники? От чего? От привычки выпивать? Писать стихи? От ее ран? От ее слов?
– Так чем я могу
– Если Оливье не убивал Отшельника, то у нас остаются пять подозреваемых, – сказал Бовуар. – Хэвок Парра и его отец Рор, Винсент Жильбер и его сын Марк. И Старик Мюнден.
– Продолжай, – сказал Гамаш, глядя в окно на машины, ползущие по заснеженной вечерней улице, и на праздничные огни.
Столица никогда не выглядела прекраснее.
– Есть два вопроса. У кого была возможность и у кого был мотив? Насколько я представляю, возможность была у Рора, Хэвока и Марка. Рор расчищал дорожку к дому Отшельника, а дом находился на земле Марка, и он мог в любой день пройти по этим дорожкам и найти там Отшельника.
– C’est vrai, – сказал старший инспектор, кивая, словно Бовуар мог его видеть.
– Хэвок каждую субботу работает допоздна, и он мог незаметно последовать за Оливье к домику.
Гамаш помолчал, вспоминая дело, подробности той ночи, когда был убит Отшельник.
– Но в бистро был не только Хэвок, Старик Мюнден тоже приходил каждую субботу вечером, к закрытию, чтобы взять мебель для ремонта. Он был там в ночь убийства.
– Это верно, – согласился Бовуар. – Хотя он сразу же отправлялся домой еще до закрытия бистро. Но да, он тоже среди подозреваемых.
– Значит, Рор и Хэвок Парра, Старик Мюнден и Марк Жильбер. Все они могли найти лесной домик и убить Отшельника. Но почему Винсент Жильбер все еще остается в числе подозреваемых? Ты вроде говорил, что у него не было возможности найти домик.
Бовуар помолчал, прежде чем сказать:
– Да как-то уж все сходится. Его сын покупает старый дом, который прежде был никому не нужен. Они переезжают туда, потом кто-то убивает Отшельника, и появляется пропавший отец Марка. Почти в тот же самый момент.
– Но у тебя нет доказательств, – сказал Гамаш, чуть подвинувшись. – Одни лишь эмоции.
Он почувствовал, как ощетинился его заместитель. Жан Ги Бовуар не имел ничего общество с «эмоциями», с «интуицией». Это была сфера Гамаша.
– Но возможно, ты прав, – добавил старший инспектор. – А как насчет мотива?
– С этим труднее. Мы знаем, почему Оливье мог убить Отшельника, а вот почему все остальные? Если мотивом было ограбление, то убийца ничего на этом не приобрел. Насколько нам известно, украдено ничего не было.
– Какие еще могли быть мотивы? – спросил Гамаш.
– Месть. Отшельник совершил что-то ужасное, убийца нашел его и отомстил. Может быть, искал его несколько лет. Этим объясняется и то, почему Отшельник стал затворником. Он прятался. Эти
– Тогда почему убийца не взял их, покончив с Отшельником? Почему ничего не тронул?
Перед мысленным взором Гамаша снова возник лесной домик. Снаружи он казался сельской хижиной с ящиками для цветов и трав на окнах, с огородом, ручейком вблизи. Но внутри? Первые издания с автографами авторов, гобелены, панель из знаменитой Янтарной комнаты, хрусталь, золото и серебряные подсвечники. И скрипка.
Он снова увидел агента Морена в лесном домике, такого неловкого, как марионетка, длиннорукого и длинноногого. Но как только тот заиграл на бесценной скрипке, его тело изменилось.
Навязчивые ноты «Колм Куигли» снова зазвучали в ушах Гамаша.
– Есть и еще одна возможность, – сказал Бовуар. – Может быть, мотив убийства – это не ценности, а нечто, совершенное Отшельником в прошлом.
– Значит, ты полагаешь, что мы отвлеклись на сокровища. Я отвлекся.
– Никто из тех, кто заходил в домик, даже и не думал о том, что убийца мог руководствоваться чем-то иным, кроме желания заполучить сокровища. Это казалось таким очевидным.
Но старший инспектор понимал, что Бовуар проявляет невероятный, нехарактерный для себя такт. Ответственным за следствие был он, Гамаш. Он руководил действиями агентов и криминалистов и руководствовался собственными ощущениями. Зачастую вопреки решительным возражениям инспектора Бовуара, который все время твердил, что убийцу и мотив нужно искать в Трех Соснах.
Теперь Гамаш полагал, что Бовуар был прав, а он ошибался. И возможно, посадил в тюрьму невинного человека.
– Ну хорошо, допустим, ценности не имеют отношения к убийству, – согласился старший инспектор. – Предположим, единственная ценная вещь, которую хотел забрать убийца, – это жизнь Отшельника. И, забрав ее, он скрылся.
– Так вот, – сказал Бовуар, перекидывая ногу через подлокотник и кладя затылок на подголовник. Из бистро его не было видно – только нога. Но если его никто не видел, то и он не видел никого. – Убираем сокровища, и остаются еще две ниточки. Слово «Воо» на этой деревяшке красного кедра и в паутинке. Оно, видимо, несет в себе какой-то смысл. И Шарлотта – повторяющееся имя. Вы помните?
Гамаш, конечно же, помнил. Из-за этого он летал на другой берег континента, на окутанный туманом архипелаг на севере Британской Колумбии, хотя теперь эта затея казалась ему бесплодной.
– В твоем списке подозреваемых есть одна особенность, – сказал Гамаш, припомнив еще раз все подробности.
– Oui?
– Они все мужчины.
– Вы опасаетесь, что Бюро за равноправие женщин может подать на нас жалобу? – рассмеялся Бовуар.
– Я просто думаю, не включить ли нам в него кое-кого из женщин, – сказал Гамаш. – Женщины терпеливы. Некоторые из самых злодейских преступлений, какие я расследовал, были совершены женщинами. Это случается редко, но женщины больше склонны выжидать удобное время.