Хорошо подготовленный разум
Шрифт:
Я собрал свои пергаментные черновики и по-быстрому скастовал Инсендио. Остался лишь пепел на моей кровати, да запах в комнате. Я уничтожил пепел с помощью Эванеско, а на запах никто не обратит внимание: Дин постоянно курит в спальне.
Три длинных свитка остались позади: теория заговора с моим воспитанием, изменения личности и длинный список вопросов. Свиток о моих родителях содержал, в основном, всё, что я узнал от Дамблдора и Хагрида, вместе с кое-какой информацией, которую я узнал сам.
Я выполз из-под балдахина. Храп Рона сотрясал оконные стёкла, но все уже привыкли,
Я купил его прошлым летом в Косом переулке. Мистер Фортескью рекомендовал мне небольшой багажный магазин на пересечении Косого и Лютного переулков после того, как он увидел меня таскавшегося с большим мешком золота. Он сказал, что в гостиной факультета вещи имеют свойство иногда пропадать, так что мне следует хранить свои галеоны и ключ от сейфа в безопасном месте.
Сейф стоил мне 250 галеонов — целое состояние, на мой взгляд — но у него были два отделения, примерно такого же размера как мой сундук, а ключ к нему был завязан на мою кровь, палочку и пароль. Без всех трёх составляющих, собранных воедино, его было не открыть. Антиворовское заклинание предположительно сжигало любого, коснувшегося его без моего разрешения.
Законность под вопросом, но гарантированно безопасно.
Маскировка под словарь удерживала Рона и Гермиону от слишком близкого знакомства с сейфом. Вообще то, я сомневаюсь, что Рон знает, что такое словарь. А у Гермионы было три словаря получше этого.
Я порезал себе палец ножом для резки ингредиентов под зелья и промазал кровью кончик своей палочки. После, коснулся палочкой крышки сейфа с изображенной на ней змеёй и прошипел: «Дадли похож на свинью в парике». Крышка исчезла.
В левом отсеке сейфа размещался террариум с термоконтролем, ультрафиолетовой лампой и тем, что хозяин магазина назвал Чарами «правильной ориентации в пространстве (террариум всегда находится в одном положении, прим. переводчиков)». (Владелец магазина не задавал вопросов, а я промолчал.)
В гнезде из листьев лежала Дифи — гадюка черной окраски, длиной чуть меньше трёх футов. Я спас эту высокомерную змею от одной из кошек миссис Фигг за два дня до того, как раздул тётю Мардж. (Она заслуживала и кое-что похуже) Я пытался выпустить Дифи несколько раз, но она всегда возвращалась ко мне, бормоча о Хедвиг и о бесплатных мышах.
Она провела прошлое лето, ползая по саду тёти Петунии или лежа в моей спальне, сообщая мне о своих и моих потребностях, между делом небрежно предлагая искусать моих родственников. С усмешкой вспоминаю, когда пьяный вусмерть Дадли заблевал все стены в ванной комнате, так и не добравшись до туалета. Я действительно должен был тогда позволить ей укусить эту жирную касатку. Возможно, это избавило бы человеческий генофонд от Дурслей навсегда. (Вернон сделал себе вазэктомию, когда мне было пять лет, Мардж была бездетной). Во благо человечества.
Дифи согласилась скрываться во время учебного года и предпочла свою «солнечную» лампу лютым холодам шотландской зимы. Оно и к лучшему. Если бы мои товарищи
Всё еще улыбаясь, я сложил свои заметки во второе отделение, проверил воду и температуру в террариуме и закрыл крышку, удовлетворенный тем, что мои бумаги были временно в безопасности. Я перепаковал и отлевитировал сундук, оставив при себе только оздоровительный комплекс зелий, который спёр у мадам Помфри в прошлом году. Послышался слабый металлический звон, когда сундук коснулся пола, но мои товарищи по спальне продолжали безмятежно дрыхнуть.
Я проглотил зелья, морщась от резко подскочившего сердечного ритма покалывания в глазах. Потом присел и начал читать книгу Моуди, которая позже поселится в моем сейфе. Пока, я буду учить Окклюменцию настолько, насколько смогу сделать это в одиночку. Я надеялся, что, по крайней мере, усвою основную концепцию достаточно хорошо, чтобы обнаруживать ментальное вторжение низкого уровня. Я мог бы также написать об этом Сириусу.
Закусив щеку, я задал себе вопрос: "должен ли я сказать Рону и Гермионе об этом?". Они были почти настолько же вовлечены во всё, настолько и я. Взвесив все плюсы и минусы, решил — НЕТ! Если Дамблдор узнает, что я говорил с ними, он может сконцентрировать внимание непосредственно на них, либо на их семьях. Мне и Сириус не был знаком в достаточной степени, чтобы доверять ему. Пока нет. Может быть, через несколько лет, но не сейчас. Тем не менее, я мог бы задать ему несколько вопросов о моих родителях и проверить, есть ли противоречия со словами Дамблдора.
Тем временем, я буду следовать моему новому правилу: подвергай сомнению всё, особенно если ты узнал это от Дамблдора.
Глава 2а
По степени дерьмовости следующая неделя соперничала с моей худшей неделей в Хогвартсе, когда все узнали, что я змееуст. Меня избегали студенты, впрочем как и учителя. Кроме нескольких паршивых комментариев в мой адрес, Рональд игнорировал меня. В то время, как Гермиона пыталась разорваться между нами двумя как могла. Она всё ещё оставалась со мной, но я задавался вопросом, как долго она протянет.
По её словам, Рональд скоро поймёт, что он полная задница и принесёт мне извинения. Если это произойдёт, Дамблдор будет ожидать, что я прощу его и приму обратно с распростёртыми объятиями, потому что именно так должен поступить „Мальчик-который-выжил”, «символ Света».
К сожалению, я больше не доверял Рональду.
Когда Рональд смотрел в зеркало Еиналеж, то видел себя в форме капитана квиддичной команды, со значком Старосты на мантии. Он видел себя стоящим высоко над другими, даже над своей семьёй. Никаких друзей. Он жаждал признания и одобрения более чем что-либо ещё.
Это должно было меня хотя бы насторожить, но я проигнорировал этот знак судьбы, как и все последующие, за ним; и вот, однажды, мой первый друг отвернулся от меня из-за того, что какой-то хитрец поместил моё имя в Кубок огня, чтобы заставить меня участвовать в смертельной игре.
У меня также были серьёзные подозрения насчет случайности нашей первой встречи с ним и тех инструкций к ней, что он получил до Хогвартса.
В конце концов, Гермионе придётся выбирать между нами. Я знал, что проиграю. Я всегда проигрывал.