Хождение Восвояси
Шрифт:
– Теперь… когда мы узнали его фамилию… стало гораздо проще, – ехидно прокашляла Сенька.
– Не убеждён, – успокоил ее чародей.
– В тихом омуте не без урода, – вспомнил Чи Хай лекции толмача, сверля взглядом притихшую гладь.
Царевич, видя, что второй попытки со стороны овируса вульгариса не намечается, воткнул меч в землю и принялся наматывать спасшую всех веревку обратно на шею каменного коня.
– А ты говорила – "на кой пень, на кой пень"… – не без самодовольства бормотал он, аккуратно укладывая виток за витком.
– Я посмотрю, как тебе тазик пригодится, –
Маг уселся по-тамамски и замотал головой, вытряхивая из шевелюры и ушей остатки реки. Оборотень усиленно выковыривал их из слезящихся глаз, прислушиваясь к одному ему слышным звукам и бормоча:
– Интересно-преинтересно, с кем тогда Ка Бэ Дань воюет…
Серафима сплюнула последний раз и задала в никуда вытекающий из этого вопрос:
– И кто-нибудь до нас знал, что их тут двое живёт?
Тем временем конечности овира, убедившись, что к ним больше никто претензий не имеет, скромно поползли обратно в реку.
– Э-эй, вы куда?! – воззвал к ним Сам.
Они ускорились, изо всех сил делая вид, будто обращались не к ним.
– Зачем они тебе? – удивился Иван.
– Потому что так нечестно! Если тебя отрубили – оставайся отрубленным! – сердито выкрикнул оборотень.
И пока лукоморцы размышляли над этой сентенцией, Сам в отчаянной попытке остановить жульничающий трофей в броске накрыл его телом. Конечности рванулись, растопыривая обрубки в поисках опоры, взметнулся песок и прибрежная галька, и вотвоясьца отбросило. Верёвконога с рукощупальцем сложились в неприличный жест, были осыпаны краской-серебрянкой с ароматом ванили, выпорхнувшей из ладоней Агафона, и нырнули в песок.
– Ах ты ж… ах ты ж… – возмущение Чи Хая нашло выход в ответном жесте, адресатом уже не увиденном.
– Рыбак рыбака – два сапога! – донеслось жизнерадостное из-за спин спасателей. Они обернулись: из леса дружной толпой высыпался спецназ братьев Чи.
– Ну, как дела? – радостно потирая ладони, вопросил Чи Пай. – Надеюсь, плохо?
– Это отчего еще? – насупился старший брат.
– Ну нам ведь тоже страхолюдище повоевать хочется! – потряс дубиной Чи Тай.
– Улизнули с утра потихоньку! Думали всё удовольствие себе заграбастать! – Чи Шо с размаху вогнал глефу в землю. – Не по-братски это, брат Хай!
Хай, и впрямь думавший заграбастать себе если не всё удовольствие, то всю славу в глазах Лепестка Персика, чуть сконфуженно повёл саднящим плечом:
– Думали, сами справимся.
– Дурная голова лучше новых двух, – вздохнул Чи Тай – самоназначившийся ученик величайшего философа всея Вотвояси. И пока старший брат в состоянии лёгкого ступора пытался осознать, что ему только что было сказано, добавил:
– Одна голова хорошо, а восемьдесят две – лучше!
– А если пересчитать на руконоги… – подмигнула ему Серафима.
Сам, уговорённый по всем фронтам, сдался.
– Чего теперь делать надо, уважаемые учителя? – обратился он к лукоморцам.
– В таких случаях принято бросать вызов противнику, – вспомнил полузабытую книгу детства Иванушка. – "Мой меч – твоя голова с плеч. Выходи, чудо-юдо беззаконное,
– Но честность на чудовищ, похищающих чужих невест, не распространяется, – быстро вставила царевна.
Сам поник буйной головой.
– Честность распространяется или на всех, или ни на кого.
– Кто тебе такое сказал?! – возмутилась царевна.
– Инь Ван.
Сенька тихо прорычала что-то вроде: "Испортил ребёнка". Братья Чи переглянулись.
– Что бы уважаемый Инь Ван тебе ни говорил, брат Хай…
– Нет-нет, мы не против его премудрых слов! Мы за!
– Но всё равно не позволим нашему любимому старшему брату…
– Вот так вот пойти один на один на жуткое чудище реки Текучих Песков…
– И заграбастать все почести себе!
– Нет, братья мои, – Хай опустил голову. – На честный – так на честный. Как говорится, лицом в лицо… ноздрёй в ноздрю? Тютелькой… в тютельку?.. – замялся он, вспоминая для самовоодушевления соответствующее лукоморское выражение.
– Не знал я, брат Хай, что у тебя есть… эта… тюф…телька, – опешил Чи Шо.
– Есть, – сурово ответил Сам и еще суровее добавил: – Наверное.
– Поди, целая куча их у тебя! – восхищённо заулыбался Чи Я. – Ты ж у нас Сам! Самый-самый, то бишь!
– Сколько бы их у него ни было, – кисло заметил Агафон, – у чудища всё равно больше.
– Точно! Золотые слова, Ао Гоу Фынь! – радостно воспрянула Сенька.
– Да? – недоумённо уставился он на Серафиму. – И… что это значит?
– А значит это, что кто к нам с тютелькой придёт… Сам, смотри. У тебя тютелька одна, а у чуда-юда – дохренадцати с половиною на квадратный сантиметр, как научно только что было доказано самым великим магом современности. Значит, чтобы уравнять шансы…
Полудённое солнце, выглянув из-за облачка, осветило мужественное лицо Чи Хая. Выпятив грудь, подбородок и нижнюю губу, ехал он к реке Текучих Песков на каменном коне, за которым тянулись веревки к кустам, неуклюже, но неотступно следовавшим за ним. Не обращая внимания на сию ботаническую ненормалию, в осторожно вытянутых руках он держал таз, наполненный до краёв то ли камнями, то ли лакрицей. Остановив скакуна у самого уреза, он откашлялся и проорал:
– Выходи на… почти честный бой, чудо-юдо безоконное! Мой меч – твоя голова с плеч! Отдавай прекрасную деву Лепесток Персика, пока не поздно!
Учитывая, что руки его были заняты иным предметом, в участии в боевых действиях ранее не замеченным, заявление прозвучало как минимум странно. Так же, наверное, полагал и обладатель шести глаз величиной с арбуз и такой же окраски, выросших на зеленых стебельках в нескольких метрах от берега.
– Эй! Тебе говорю! – гаркнул Хай, пытаясь пригвоздить грозным взглядом всю полдюжину одновременно.
Арбузы потупились. С минуту ничего более не происходило – если не считать появление еще нескольких арбузов, что сделало предполагаемое поле боя похожим на бахчу. Оборотень недовольно свёл брови и зашевелил губами. До слуха братьев ветер то и дело доносил: "Не выходит – потому что не соответствует. Если меч – с плеч… То таз… Тарантас?.. Маракас?.."