Хождение Восвояси
Шрифт:
– Но я не собираюсь!.. – если бы советник мог, он бы помчался прочь по головам толпы, сомкнувшейся и жадно поджидавшей развлечения. – Я явился на эту площадь, чтобы…
Когда советник закончил речь, изобилующую почтительными титулами, изысканными обращениями и многозначительными иносказаниями, всем, даже зевакам, стало ясно, что утро потрачено зря.
– …то есть я имел в виду, – для не искушенных в придворном вотвоясьском сленге [245] расшифровал советник, – что вчера при отлове очень важной части чудовища реки Текучих Песков воевода получил травму,
245
То есть для всех, кроме себя.
Добрые переглянулись с многомудрым. Когда лукоморцы оставили воеводу в лесу ловить беглую конечность, состояние его драгоценного здоровья на тот момент было довольно состоятельным. Может, Ка свалился с коня по дороге в город? Или занемог от расстройства?
– Полагаю… – неуверенно прошептал толмач, – если мы разрешим ему свариться не сегодня, а через два дня, вреда не будет?
– Смотря кому, – усмехнулась царевна.
– Да пень с ним, – пожал плечами маг.
И Иван огласил ответ, принятый большинством голосов:
– Дозволяем. Передайте воеводе Ка: пусть приходит на это же место в это же время через два дня.
– Больше срок продляться не будет, ибо неотложные дела ждут нас в чертогах Нефритового Государя, – добавила Серафима.
– Ступайте, – важно махнул рукой Агафон.
Рассыпаясь в благодарностях и демонстративно не глядя на насупленного Чи Хая, советник Хо профессионально впятился пятой точкой прямо в паланкин и хлопнулся на подушки. Карэ – бывший ромб, переформировавшийся за время паузы в параллелепипед – принялось расталкивать запрудивших площадь зевак, и носильщики рысью потащили свою ношу к хозяину.
– Молоко не прокиснет? – с сомнением глянул на подготовленный котёл боярин Демьян.
– Ничего ему не будет, о светлый дух! – поспешил его успокоить управитель О. – А если и будет, то выльем и нового наберём!
– Негоже продукты транжирить, – погрозила пальцем Лариска. Насурьмлённая, набеленная по самой распоследней лукоморской моде, разряженная в фамильные жемчуга, в шитом бисером кокошнике, она ни на миг не покидала поля зрения боярина Похлёбкина. – Тем более дрова уже заготовлены. Неси-ка сахарных камней, управитель. Заварим сгущёночку!
– Но у нас нет ванили, – покачал головой боярин Демьян.
По долгой привычке Лариска хотела было сказать "Ой, прости, батюшка", но получила тычок в бок от бабки – "что я тебе вчера говорила!", вскинула голову и отмахнулась – так, что едва не сбила шапку с боярина.
– Ерунда! Зато корица имеется!
– Корица – это не ваниль, – насупился Демьян.
– Наблюдательношть твоя, батюшка, не жнает пределов! – одобрительно закивала Серапея, и он замер, переваривая услышанное.
– Без ванили обойдёмся. Вот увидишь – всё будет просто пальцеоблизательно! – улыбнулась Лариска и взяла из рук услужливого чиновника первый сладкий камень.
– Но это рецепт моего деда! Натуральное сгущенное молоко с ванилью! – обиженно вытянулось лицо боярина: услышанное вызывало
– Где ты, батюшка, натуральное молоко тут ужрел? – невинно полюбопытствовала Серапея и подмигнула внучке.
– Вместо молока у них тут дешевый заменитель, бабушка верно говорит. Но настоящий повар работает с тем, что есть, а не с тем, что хотелось бы.
– В смысле – настоящий?.. – опешил боярин Демьян. – А я, по-твоему…
– И не устраивай сцены, Демьян Дормидонтович, на людях, – строго нахмурилась Лариска.
– Не бросай мусор на ветер! – радостно вспомнил подходящую пословицу Дай У Ма.
– Не выноси деньги из избы, – машинально буркнул Похлёбкин, с каждым днём всё больше впитывавший дух вотвоясьско-лукоморской фразеологии.
Лариска, скрывая непедагогичную ухмылку, отвернулась, давая понять, что кулинарная дискуссия окончена, и принялась священнодействовать над котлом с кипящим нефритовым молоком. Демьян, ошарашенный таким обращением всегда покорной Лариски, остался стоять, насупившись и задумавшись.
– …И ш тех пор вщякий, кто в том тереме жаночует, боярышню Обижанну видит, – тихий рассказчицкий голос Серапеи загадочно сошел на нет.
Звёзды сияли над головами аборигенов, вояк Ка и оборотней, собравшихся на площади у резиденции братьев Чи, ветерок обдувал лица, раскрасневшиеся не только от дневной жары, общий ужин в котлах неподалёку давно просил обратить на него внимание, но замершие от ужаса слушатели не двигались с места и не сводили глаз со старухи, восседавшей на перевернутой корзине у самой стенки колодца.
– А… а… – первым вспомнил, что у него есть голос, Чи Тай. – А она же… умерла?
Боярыня, ожидавшая этого вопроса, усмехнулась.
– Умерла-то умерла, но колдовштво не пропало. И каждую полнощь, как облако на луну найдёт, домовина ее рашкалываетщя, штены могилки рашштупаютщя, и выходит она, вщя белым-белая, и тело швоё ишкать идёт.
– Так… как она идёт-то?.. – хрипло откашлялся Чи Шо, – коли от нее остались… токмо…
Аудитория нервно сглотнула.
– А вот так и идёт, – тихо и печально промолвила Серапея. – Ноженьки белы идут, шажок жа шажком перештупая, а над ними рущеньки белы, аки крылья лебёдушки парят, головушку нешут, по волошам поглаживают, вправо-влево поворащивают. Губы алы на личике бледном шевелятщя-приговаривают: "Штупайте, ноженьки голые, хладные, нещите меня к нему, к нему. Шмотрите, глажыньки пуштые, не шморгните, не шлежитещь, ищите мне его, его". И кто шаяно али нешаянно вжглядами ш ней вштретитщя, того поутру мёртвым находят. На могилке ее. Иногда на холмике лежит, бедолага, а иногда пощти полноштью туда затащенный, одни ноги выштавляютщя да руки. Нащнут его вытягивать – ан, окромя рук-ног нишего и не ошталощь, как шроду не было. А ежели тшелым находят, то на литше такой ужаш, будто тот швет живым увидел…
Боярин Демьян передёрнул плечами, фыркнул и грузно поднялся с корзины почти за пределами света костра у колодца. В первых рядах лукоморцам пристроиться не удалось: слава об историях почтенной госпожи Сера Пе облетела едва не весь город.
– Бабушка твоя, Лариса свет Егорьевна, совсем уже не думает, чего глаголит.
– С чего это?
– Что попало ведь говорит.
– Что хочет, то и говорит!
– И я про то же. Весь вечер простофиль местных пугает. А они и рады – уши развесили, рты разинули.