Хождение Восвояси
Шрифт:
Девушка вырвала руки, метнулась к двери, споткнулась, упала – и осталась лежать с сотрясающимися плечами, уткнувшись в ладони. Лёлька бросила взгляд на брата – но он уже спал. Да и толку от него в таких ситуациях…
Подождав с минуту, не наплачется ли Чаёку сама и по-быстрому и не дождавшись, девочка осторожно подошла к ней, опустилась рядом и обняла за плечи.
– Ну же, ну же, ну, не плачь, всё наладится, всё будет хорошо, – стала она приговаривать, как ей в таких случаях шептала мать. Но как часто сама Лёлька, Чаёку, не переставая лить слёзы, обреченно покачала головой.
– Н-не
– Отчего же? Обязательно будет, – проворковала ей Лёлька как маленькой. – Вот увидите.
– Н-нет.
Девушка плакать перестала и выпрямилась, но ладоней от лица не отняла.
– Будет, Чаинька. Будет, маленькая, – девочка погладила ее по голове, и дайёнкю криво улыбнулась сквозь слёзы.
– Не будет, Ори-сан, – выдохнула она. – Я обещана отцом Оде-сан.
– Этому… Таракану?! – даже Лёка не смогла подобрать новоиспеченному Вечному обзываловки лучше имени.
Девушка убито кивнула.
– Голоса совета делились поровну. Оставался Ода-сан. Он всё время воздерживался, а потом дал понять, что готов проголосовать за отца… если он…
– И когда свадьба?
– Пока не назначена точная дата. Но пути назад нет.
– А тебя они спросили?
– Родители в Вамаяси не задают дочерям таких вопросов. Почти всегда мы в первый раз видим своих женихов только на церемонии.
– Но может этот Таракану не такой и плохой? Ну и что, что он толстый и против… своеобразный. Ведь характер от фигуры не зависит!
– Но я его не люб…лю! – и слёзы снова хлынули в две реки, смывая остатки пудры, туши и помады.
И тут Ольга вспомнила всё. И стражника в коротком синем кимоно с символом Вечных, такого улыбчивого в первый день их здесь пребывания, и его встречу с Чаёку вчера, и ее резкие смены настроения, понятные задним числом…
– Ну так не выходи за него, Чаинька! – по-заговорщицки оглядываясь, горячо зашептала княжна. – Выходи тайно за своего зазнобу, отец тебя любит, он простит и примет его, пусть даже поругается сначала! А если не простит – убежите куда-нибудь, и будете жить-поживать, на всех наплевать!
Дайёнкю вскинула на девочку взгляд, полный ужаса:
– Да ты что?! Как я могу?! Вы иноземцы, вы не понимаете нас, только поэтому можете так говорить! Ни одному вамаясьцу такого даже в голову бы не пришло! У меня гири перед отцом, а у него – перед Одой-сан! Если отец нарушит свое обещание, он потеряет лицо! И Забияки тоже на это не пойдет, хоть и любит меня! У него гири перед советом, он стражник совета, он не может сделать ничего, что может повредить совету! Мы с самого начала знали, что не сможем никогда быть вместе, ведь я дочь Вечного, а он – всего лишь младший сын бедного самурая!
– Но это же… – Лёлька порылась в вокабуляре в поисках подходящего определения, но кроме "глупость", "идиотизм", "дурдом" и производных от них на язык не приходило ничего.
– Когда человек выполняет свой долг, он обязан пожертвовать всем. Этим мы, вамаясьцы, сильны.
Успокоенная, хоть и не утешенная своими словами, Чаёку поднялась и шмыгнула к умывальнику. Через несколько минут она была свежа и бесстрастна, как шелковая роза.
– Простите меня, благородные даймё, – поклонилась она Лёльке и спящему мальчику. –
– Какую слабость? – по вытаращиванию глаз Лёка могла бы дать мастер-класс всему Вамаяси. – Вы о чем, Чаёку-сан? Извините, не понимаю вас…
– Я о своем недостойном поведении и неумных словах.
– Но вы только помогли моему брату уснуть и рассказали, сколько ему следует пробыть в постели. Не вижу в этом ничего недостойного, – искренность и недоумение княжны можно было черпать бочками.
– Но после…
– Но после ничего не было!
Чаёку моргнула, и щеки ее порозовели.
– Да. Не было. Простите. Мне теперь с вами никогда не рассчитаться.
– Не понимаю, о чем вы, – не отступала девочка, – это мы должны вас благодарить за помощь.
Дайёнкю потупилась, и губы ее тронула слабая улыбка простой общечеловеческой благодарности:
– Спасибо.
За окошком смеркалось, деревья и дорожки тонули во влажном теплом полумраке, просыпались и сверялись с меню этого вечера комары. Лёлька шлепнула себя по шее, давя обнаглевшего кровососа, попеняла Тихону, который совершенно не по-лягушачьи на комаров не реагировал, и неохотно спрыгнула с подоконника. Лягух, которого она привыкла таскать на руках, как некоторые девочки – плюшевую игрушку, вывернулся из ее объятий и запрыгнул на грудь Ярославу. Свернувшись у него перед самым подбородком пушистой розовой шапкой, он замурлыкал, и щеки мальчика порозовели тоже, словно ловя отсвет от шерсти их лохматого друга.
Лёлька закрыла ставни, и в комнате стало совсем темно. Тоже что ли спать ложиться, как брат? Ужин прошел, завтрак еще не скоро, сухофруктов, оставленных на столике, не хотелось даже в компоте, которого не было…
За полдня Ярослав не просыпался ни разу и не ворочался. Если бы не ровное дыхание, доносившееся с кровати, княжна решила бы, что пора начинать панику. Но братец мерно посапывал в обе дырки и даже иногда улыбался чему-то, так что сердце девочки хоть в этом отношении было спокойно. В остальном же там шла глобальная война, осложненная эпидемией на фоне непрекращающихся катаклизмов. Биться с Обормоту Яр не сможет ни через неделю, ни через две, начни он тренировки хоть прямо сейчас. Значит, действовать надо будет изворотом. Но как исхитриться на глазах всего дворца оставить высокорожденного хама с носом, в голову не приходило. Переодеться в одежду Яра и драться с ним самой? Подставить ему ножку накануне, когда будет спускаться с какой-нибудь лестницы, чтобы грохнулся и сломал ногу? Посыпать ему суши слабительным? Снотворным? И тем и другим вместе?
Лёлька поморщилась. Даже Ярка придумал бы план получше бородатого анекдота.
От нечего делать она взяла палочки для еды и попробовала ловить комаров по звуку, но впотьмах было неясно, переловила она их или просто распугала, и попыток после пяти настроение заниматься боевыми искусствами пропало. И впрямь что ли спать завалиться в такую-то рань? Скучно без Ярки…
Легкие шаги в коридоре возвестили о приходе Чаёку еще до того, как открылась дверь.
– Добрый вечер! – оживилась девочка. Дайёнкю улыбнулась в ответ, зажгла над головой светошар и шагнула к шкафу с одеждой.