Хозяин усадьбы Кырбоя. Жизнь и любовь
Шрифт:
«Слава богу, я хоть в этом не соврала Ээди», — подумала Ирма.
— Таковы плюсы, если останетесь, — продолжал господин Рудольф, — и это большие плюсы, очень большие, имейте в виду! Где вы найдете в нынешние времена такое место? А если и найдете, много ли их. Место, где не требуют ни работы, ни умения. Или вы в самом деле умеете готовить? Скажите прямо, ведь мы сегодня уже сказали друг другу много хорошего, так что эта малость уже ничего не значит.
— Да, не умею, — помедлив, обронила Ирма и вся покраснела, потому что убедилась, что не только господин Рудольф лгал ей, но и она врала ему, обманывала его. Но он то ли не заметил, то ли делал вид, что не замечает, и продолжал по-прежнему простовато:
— Так я и думал. Вы, конечно, надеялись, что моя сестра, пожалуй, станет время от времени обучать вас, не так ли? Понятно.
При этих словах Ирма почувствовала, как от стыда и неловкости мурашки пробежали у нее по телу до самых ног и вызвали жгучую боль в мозоли на левой ноге. А правая будто посмеивалась злорадно над бедою подруги.
— Итак — таковы плюсы, — продолжал господин Рудольф. — Я, пожалуй, ничего не забыл. А вы, барышня, не должны забывать минусы. Прежде всего — ежели вы останетесь здесь, все сразу же станут считать вас моей сестрой, понимаете? Одни будут жалеть вас, другие — вам завидовать, третьи — злиться. Злоба — та же зависть, только в большей степени. Зависть и жалость других беда небольшая, но если есть родственники, с ними порой придется считаться. Но это далеко не самое главное. Главное — отношение между нами самими. Самое плохое то, что вы не очень-то смелы со мной.
Тут Ирма вздрогнула и едва не вскочила, но господин Рудольф успокоил ее, сказав:
— Сидите, сидите. Если это и сулит опасения, то не сейчас, не сегодня, а потом. И позвольте сказать, почему вы не уверены во мне, — потому что я сам в себе не уверен. И мало толку было бы, если бы я поклялся вам или дал честное слово — я его все равно не сдержал бы. И совсем не потому, что я не хочу его сдержать или намеренно даю обещание, чтобы его нарушить. Вовсе нет! Одно дело обещать и клясться, другое — держать слово. Давая клятву — человек такой, а выполняя ее — совсем другой, ведь человек меняется, развивается, это доказано наукой. Потому-то народы и государства не выполняют своих обещаний, которые называются международными договорами. К тому же, когда человек или народ дает обещание, его состояние одно, так сказать, экономическое, моральное и духовное или психологическое состояние, а когда надо выполнять его, совсем другое, может быть, даже совсем противоположное. Так что требовать от людей и народов, чтобы они выполняли обещания или договоры, дело неестественное, противоестественное… Я не таков и потому считаю это бессмысленным. И что особенно отягощает положение человека, в данном случае мое положение, — это противоположный пол, то есть вы, барышня. Ведь обещание надо не просто сдержать, а сдержать именно по отношению к вам. А вы, может быть, тогда и не захотите, чтобы я его сдержал, и заставите нарушить его. Мало того — заставите, сами того не зная, то есть бессознательно, сами того не желая. Вы заставите меня сделать это просто своим существованием, я не устою перед вами, перед вашими чарами, если можно так сказать… У меня останется лишь одно средство: поменьше бывать дома и побольше шататься по городу, чтобы не видеть вас, не ощущать, что вы рядом. Или устроить так: когда приду я, уйдете вы — на свои курсы или еще куда. И мы оба должны будем по возможности придерживаться этого правила.
— А не разумнее будет, если мы сразу же разойдемся в разные стороны, господин Рудольф? — спросила Ирма.
— Опять вы со своим разумом! — воскликнул хозяин. — Я все время спорю с разумом, а вы за него. Послушайте, что я вам скажу: если поступать разумно, то не стоит и жить. Разумные вечно уходят в пустыню, в дебри, в пустую бочку или в свою отдельную комнату, а самые разумные пускают себе пулю в лоб. В конце-то концов чего добиваться, на что надеяться на этом свете? Славы? Чести? Богатства? Любви? Блаженства? Знаете, барышня, когда-нибудь ржа съест любую славу, честь испарится, богатство развеется в пыль, любовь в лучшем случае превратится в безразличие, а зачем вам блаженство, если так или иначе вы умрете, просто умрете? Вот что говорит нам разум. А если жертвовать собой ради других людей, то чем больше будешь делать им добра, тем сильнее будут тебе
— Господин Рудольф! — воскликнула Ирма и вскочила со стула. — Это свинство — так со мной разговаривать!
— Конечно, свинство, — ответил он, — но я же говорю намеренно, чтобы показать вам, каков я есть, и чтобы вы немножко знали меня, прежде чем решите, остаться или уйти. Это свинство вам же на пользу, барышня, так что уж потерпите немножко. Я скоро кончу. Не могли бы вы оказать мне такую любезность и сказать откровенно: вы сами придумали привязывать ключ или кто-то другой? Погодите, не отвечайте сразу, выслушайте сперва, почему мне важно это знать. Если это сделали вы сами, то есть повод сомневаться, так ли уж чистосердечно вы разгневались на меня, было ли ваше презрение искренним… А если этому вас научил кто-то другой, то все сомнения отпадают и наши отношения проще и, так сказать, чище. Так что скажите уж честно, ваше это изобретение или чье-то еще?
— Не мое, — ответила Ирма и покраснела; она подумала, что господин Рудольф имеет в виду тот шнурок, который она забыла на ключе, а не шнурок или ленту вообще.
— Так я и подумал, — сказал господин Рудольф и спросил: — Не жених ли посоветовал вам привязать этот шнурок?
— Жених даже не знает, что я здесь, — ответила Ирма. — Моего жениха вообще не касается, где я и что делаю.
— Как же так? — удивился господин Рудольф.
— Так… потому что жених этот вовсе и не жених, — объяснила Ирма.
— Так что это, так сказать, выдуманный жених?
— Нет, нет! — ответила Ирма. — Вы не должны выпытывать у меня… Эх, да все равно! Это такой жених, которого я не хочу иметь. Ну вот, теперь вы все знаете.
— Я вам очень благодарен, барышня, — помолчав немного, сказал господин Рудольф; Ирме показалось, что он сказал это как-то взволнованно. — И я рад, что не обманулся в вас. Мне так хотелось бы, чтоб вы остались здесь, но я не могу советовать это вам, это опасно для меня, а особенно — для вас. Во всяком случае, я сказал вам все — и «за», и «против», вы сами должны решить: рисковать или нет. Или, может быть, сначала пойдете посоветуетесь с кем-нибудь?
— Нет, я остаюсь, — сказала Ирма.
— Договорились, — сказал господин Рудольф.
VIII
Когда тетка и ее дочь Лонни услышали о делах Ирмы, Лонни тотчас сказала:
— Вот видишь, Ирма, ты начинаешь его любить.
Но Ирма тут же возразила ей:
— Вовсе и нет, нисколечко! Он-то, конечно, надеется, что полюблю, а я — нет.
— Тогда ты выйдешь за него замуж! — решила Лонни, и Ирма не сумела сказать ни да, ни нет; Лонни сразу заметила это и продолжала: — Видишь, ты согласна выйти за него замуж. У тебя с самого начала эта мысль в голове, я сразу поняла. Ты небось обманывала нас, когда делала вид, будто веришь, что у хозяина есть сестра, которая живет с ним в одной квартире. Признайся, ведь обманывала?
— Что? Значит, я лгала тебе? — обиженно спросила Ирма.
— Неужели ты вправду была так глупа, что поверила, будто такой господин может быть со своей сестрой в одной квартире? — удивилась Лонни. — Неужто ты в самом деле была так глупа…
— А вот и была, — перебила ее Ирма.
— Тогда можно сказать лишь одно: везет же на этом свете дурочкам! — воскликнула Лонни, заранее завидуя воображаемому счастью своей двоюродной сестры, которая может выйти замуж за важного господина. — Подумай только, мама, мне такое счастье ни разу не улыбалось.