Хозяин

Красько Дмитрий

Он и в самом деле был там. Длинный и очень неприятный. Сидел за столом и, высунув от усердия язык, разглядывал журнал. Спорю — порнографический. Иначе с чего это вдруг Макарецу приспичило его прятать, стоило мне вырулить из-за угла? К тому же на что-нибудь другое у завгара ума не хватит. Даже на комиксы — там ведь тоже картинки нужно логической цепочкой выстраивать. Про что-нибудь научно-популярное я вообще молчу. С порнухой проще — разглядывай себе похабные фотки, да пачкай трусики. Все равно жена потом постирает.

— Мешковский! —

напомнил мне Макарец мою фамилию. — Ты на пятнадцать минут опоздал.

— Да ладно тебе, Василич, — кусаться с ним сегодня не хотелось. Хотя нас и связывало взаимное чувство зубодробительной — в прямом смысле — антипатии. — Пятнадцать минут и королям прощают. А я простой таксер. Давай сюда амбарную книгу.

Макарец подвинул в мою сторону журнал актов сдачи-приемки транспортных средств и внимательно проследил за тем, как я ставлю в нем подпись. Потом подозрительно осведомился:

— А выручку? Зажать хочешь?

— Господь с тобой! — я слегка, запоздало припомнив, что накануне Макареца с какого-то перепугу назначили ответственным еще и за это дело, вынул из кармана деньги и положил перед завгаром. Тот внимательно пересчитал выручку и снова уставился на меня.

— Что-то маловато, Мешковский.

— Прокурор добавит, Василич, не ссы, — успокоил я. — Клиент не пер сегодня. Бери, что есть.

Он вписал в журнал сумму и ткнул пальцем в нужное место:

— Вот здесь еще распишись.

Я расписался и, полагая, что разговор закончен, пошел было прочь. Но не тут-то было. Макарец, видимо, обозленный тем, что я не дал ему в полной мере насладиться шедеврами порнографического творчества, решил отомстить мне путем морального убийства моего мозга. С каковой целью и увязался следом.

— Вахиб машину смотрел?

— Смотрел, — я, не оборачиваясь, махнул рукой. Если Макарец решил совершить смертоубийство моего мозга, это еще не значит, что я позволю ему воплотить задуманное в жизнь. — Газ, тормоз, колес. Все смотрел.

И пошел дальше. Пока Макарец соображал, к чему бы еще придраться, вынул сигарету и засунул ее в рот. Курить в боксах было якобы нельзя, хотя курили все, кому не лень. Не лень, как ни странно, было всем, кроме Макареца. Который вообще сосал только карамельки. Или не только? Между прочим, интереснейший вопрос. Не мешало бы провентилировать его с парнями. Но это успеется. В данном же случае, даже зажав меж зубов сигарету, я ее не прикуривал, правда? Но завгар получил свой законный повод, чтобы потявкать, и злорадно сообщил мне то, что я и без него знал:

— Здесь курить нельзя!

Натурально, дебил. Я обернулся, взял его за грудки и медленно подтянул поближе.

— Слышь, Василич. Ты меня сегодня не зли. Ты сегодня выбитым зубом не отделаешься. Я тебе башку откручу и в московский «Спартак» вместо мячика продам. Усек?

Я проговорил это спокойно, даже не повышая голоса. После чего отпустил Макарецову одежду, развернулся и потопал к

выходу.

— Прикуривать не вздумай! — обиженно тявкнул он мне вслед.

— Изыди, упырь, — бросил я через плечо. И прикурил.

Вахиб по-прежнему торчал у ворот бокса. Но уже не один. Рядом с ним, засунув руки в карманы, грустно переминались с ноги на ногу Ян и Комик.

— Здорово, парни! — сказал я, присоединяясь к общей группе. — Где пропадали?

— Нигде не пропадали, — угрюмо бросил Ян. — По двору шарахались. Я тебя ждал, Комик — Бэка. Я вот дождался.

Вахиб решил, что в пальцы втерто уже достаточное количество черного отработанного масла и больше стремиться не к чему, и скрылся в гараже. Мы некоторое время молча переводили кислород, потом Комик посмотрел на меня тяжелым взглядом.

— Ты, говорят, видел, что там с Бэком случилось?

— Кто говорит? — я удивился. Никого из наших парней на месте аварии я не наблюдал. Разве что в пробке кто торчал? В таком случае — почему не подошел? — Кто говорит, Комик? Там, кроме меня, наших не было. А самой аварии я не видел. Умер Бэк при мне, это да.

— Суки! — утробно проворчал он.

Я не обратил на это ворчание никакого внимания. Я решал, как лучше приступить к делу, которое замыслил, отправляясь на пересменку. Дело касалось меня, Литовца, и нашей общей, в силу профессиональной необходимости, «Волги». Слегка поразмыслив, я попер напролом.

— Слышь, Литовец, — сказал я Яну. — У меня к тебе предложение. Давай ты сегодня не будешь на нашей лайбе по городу гонять? Опасно это.

— Давай, — хмыкнул он. — И деньги тоже ты за меня зарабатывать будешь — давай? И двух моих пацанят, плюс толстушку жену — тоже ты кормить-одевать будешь. Не, а че? Я не против.

Ян, конечно, литовец, и прибалтийская сдержанность есть его отличительная черта, можно даже сказать — особая примета. Но когда он думает, что ему на хвост норовят наступить, он становится колючим. Сейчас, видимо, был именно такой случай. Я тяжело вздохнул. Я даже в мыслях не держал наступать ему на хвост. Но пойди, объясни Яну, что я напротив — не хотел впутывать его в опасное мероприятие. Однако машина, как залог мобильности, была мне необходима. И, вынув из кармана реквизированный у Штейнмана бумажник, я протянул его Литовцу.

— Вот. Это трофейный. Я не мародер — из-за документов забрал. Сколько там бабла — не пересчитывал. Думаю, тебе хватит, чтобы ночь без работы пересидеть.

Ян с силой отбил мою руку. Вместе с бумажником, который, воспользовавшись случаем, упорхнул метра на два в сторону.

— Обидеть хочешь? — зло спросил он.

— Да ни в одном глазу.

— Если это из-за Бэка проблемы, то вместе разбираться поедем.

Я снова тяжело вздохнул, сходил за бумажником и вернул его на прежнее место. Конечно, мой жест можно было воспринять, как обидный. Но я ведь из лучших побуждений, честное слово!