Хозяин
Шрифт:
— Нету его там, — заявил Комик.
— Ша! — одернул я его. — Может, он в уголок зашкерился — думает, пронесет. Надо спуститься, проверить.
— Кто полезет? — спросил Ян. — У меня чего-то очко поигрывает.
— У меня не только очко поигрывает, — утешил я и вынул из-за пояса «Берету»: — Ладно. Вы подсвечивайте. Если что — стрелять не вздумайте: в меня попадете.
И начал осторожно спускаться по приставной лестнице. Фонарик, лупивший сверху, помогал мало — частично освещал ступеньки, но большей частью — мой затылок. Да еще гонял вокруг многочисленные и очень страшные
Короче, я медленно спускался, все время ожидая, что он выскочит из темноты, схватит меня за ноги и сдернет вниз. Окажись лестница раза в два подлиннее, я бы точно свихнулся. Но, к счастью, она закончилась раньше, чем мой рассудок.
Ощутив под ногами твердую поверхность, я с облегчением вздохнул. После чего вынул из кармана спички и попытался зажечь одну. Она погасла, даже не загоревшись. Попробовал другую — с тем же успехом. Пара секунд шипения да порция едкого дыма — вот и все, чего удалось добиться. Фильм ужасов во всей его неприглядной наготе. Никогда не хотел играть в фильмах ужасов, хотите — верьте, хотите — нет. А тут наяву сподобился. Бр-р!
— Комик! — прокричал я срывающимся шепотом. — Комик! Скинь фонарь!
— Ага! — таким же шепотом крикнул Комик и бросил фонарь вниз. Направив луч мне в лицо.
Я, конечно, попытался его поймать, только безуспешно — меня ослепило, и я получил фонариком по лбу. После чего он упал и, бренча, укатился под лестницу. Слава богу, не погас.
— Придурок! — обругал я Комика и потер лоб. Шишки не будет, но все равно больно. Быстро подобрал фонарик и осмотрелся.
По сравнению с тем, что царило наверху, погреб можно было назвать пустым. Цементная комнатушка размером два на два, в одном углу которой была сколочена клеть для овощей, а вдоль противоположной стены тянулись полки. Видимо, для солений-варений. Всё, по случаю летнего времени, уже пустое.
Ну, и Жеребец присутствовал здесь же. Правда, я зря боялся, что он выскочит из темноты и сдернет меня за ноги вниз. Руки у него для этого были коротки. Да и вообще. Трудновато, знаете ли, хватать кого-то за что-то, когда висишь под потолком, удавленный на шнуре, перекинутом через потолочную балку. Я бы даже сказал — невозможно.
Жеребец был мертв давно. Перед смертью у него не выдержал мочевой пузырь, и он обмочился, но штаны уже подсохли — с них не капало. Ко всему, тело имело вывалившийся гораздо ниже допустимого уровня распухший язык, и глаза, сильно вылезшие из орбит. В общем, малоприятное зрелище.
С трудом сдерживая рвотные позывы, я перерезал шнур трофейным ножом — под самой балкой, чтобы следов поменьше оставалось — и, подхватив тело под мышки, подтащил его к лестнице и принялся просовывать наверх.
— Чего ты? — тревожным шепотом спросил Литовец. — Он там?
— Да здесь, — пропыхтел я. Луч света от фонаря бил куда попало, только не на лестницу и не на Жеребца,
Они в четыре руки приняли удавленника и принялись вытягивать наверх. Я, в меру сил, помогал и снизу.
Когда дело было почти сделано, Ян вдруг вскрикнул:
— Да он мертвый! — после чего отпустил тело и отскочил назад.
Жеребец обвалился на меня и чуть не смел с лестницы. Если бы не Комик, удержавший свою сторону, пришлось бы все начинать сначала. А я вовсе не был уверен, что сумею пройти всю процедуру заново. Поэтому зло зашипел на Литовца:
— Естественно, он мертвый! Был бы живой — сам бы вылез! Или я бы в погребе остался! Тащи его, он же, гад, тяжелый.
Ян преодолел себя, и вдвоем с Комиком они рывком извлекли тело из люка и с отвращением бросили на пол. Я выбрался следом. Тяжело дыша, прикрыл крышку и уселся рядом.
Комик забрал у меня фонарик и осветил лицо покойного. Кроме безобразно вывалившихся глаз и языка, на лбу у трупа синела изрядных размеров шишка — память о безвозвратно утерянной монтировке. Но это был далеко не полный перечень его мужских украшений. Кто-то старательно поработал над лицом Жеребца. Возможно, не только над лицом. Но про лицо я могу сказать точно — живого места не было. Ссадины, кровоподтеки, синяки. Зрелище не для слабонервных.
— Дела-а! — протянул Ян. — Кто ж его так? Неужто Бэк?
— Это ты о чем? — истерично, в полный голос вскрикнул Комик.
— О его раскраске.
— Да Бэк вроде никогда садизмом не увлекался, — я недоуменно пожал плечами. — Непохоже на него. И вообще он на пистолетах повернутый был. Так что скорее в руки-ноги стрелять начал бы.
— Ну, а кто еще, кроме Бэка? — взвизгнул Комик. — На его даче, с его пленником — кто?
— Не визжи! — строго приказал Литовец. — Без тебя мурашки по коже. А в петлю его тоже Бэк засунул?
— Да в петлю он и сам влезть мог, — возразил я. — Устал ждать продолжения, вот и удавился.
— Ну и что с ним дальше делать будем?
— Здесь оставим, чего с ним возиться? — сказал Комик. Вышло на порядок спокойнее, чем в двух предыдущих случаях.
— Думай, да? — рыкнул я на него. — Менты его здесь на раз-два найдут. И свяжут с Бэком. И убийцу искать будут. Среди таксеров в первую очередь. А тут куча наших следов. Зуб даю — на нас подумают. Менты-то — ни ухом, ни рылом, что мы Жеребца не убивали. Оно тебе надо — этих проблем? Не надо. Поэтому засунем его в машину и выбросим на дороге подальше отсюда.
— Прямо на дороге? — уточнил Комик.
— Прямо в кювет, — подтвердил я. — Откуда кому знать, как он там появился? С самолета без парашюта сиганул. Все, хорош трепаться. Понесли.
Обратный путь был сущим проклятием. Мы и к даче-то, идучи налегке, изматерились, а с телом Жеребца… Но, худо-бедно, дорогу осилили. И, сбросив труп на землю рядом с машиной, остановились передохнуть. Я собрался было закурить, но, вспомнив, что касался руками обоссаных штанов покойного, раздумал.
— И куда его теперь? — спросил Ян. — В багажник?