Хозяйка древнего замка, или Таинственный граф в наследство
Шрифт:
Что же делать? Каковы шансы, что такой подонок сдержит обещание и отпустит заложницу, если я отдам ему переписанный фолиант? Не решит ли он избавиться от нас обеих, когда получит от меня все, что хочет?
Господи, помоги! Я должна узнать, где они держат Лиззи.
— И вот еще что, Кларисса. — Пальцы шантажиста продолжали до боли впиваться в мякоть моего плеча. — Не вздумайте меня обманывать. Рецепты должны быть верными, перепишите их правильно, слово в слово, точь-в-точь. Поняли? А чтобы у вас не возникло искушения допустить
Не утруждая себя ответом, возничий протянул ему маленькую стеклянную бутылочку, похожую на те, в которых Крыс давал мне отраву для Роберта.
— Что это? — заерзала я на стуле.
— Чай, которым вы пытались меня угостить, — шантажист одарил меня еще одной премерзкой улыбкой. — С зельем. В нем ведь сыворотка правда, так?
— Так, — хрипло шепнула я, и вдруг меня озарило, будто пронзило молнией. Я даже дернулась.
Придумала!
Я пока не знала, как сбежать из плена, но могла выяснить, где прячут моего ребенка. Решение этой хитрой задачки лежало передо мной как на открытой ладони. Оно оказалось простым, как и все гениальное.
Я ниже склонилась над книгой, чтобы скрыть торжествующий блеск в глазах.
— Не хочу вас огорчать, впрочем, нет, хочу. Если зелье приготовлено давно, оно теряет все свои свойства. — Справившись с эмоциями, я заставила себя посмотреть в лицо этой крысе и солгала, не моргнув и глазом.
Сэр Борген недоверчиво прищурился.
Я продолжила, стараясь ничем не выдать свой обман:
— Этой сыворотке уже несколько дней. Она больше не эффективна. Зелье на меня не подействует. Осечка вышла.
И я расхохоталась, стараясь, чтобы мой смех звучал глумливо, а не нервно.
Мужчины переглянулись.
Взгляд сэра Боргена стал еще более подозрительным. На желтоватом лице мужчины плясали тени.
— Ничего у вас не выйдет, — я едва слышала свой голос за шумом крови в ушах. — Можете проверить. Выпейте. Оно не работает.
Крыс задумчиво покрутил в руках бутылочку с зельем, затем вернул ее своему подельнику и сказал:
— Только один глоток. Чтобы осталось и для нее.
Возничий покосился на меня с сомнением. Раскачиваясь на стуле, я издевательски хихикала, а внутри была как взведенная пружина.
«Выпей! Выпей! Выпей! — стучало у меня в голове, и сердце отбивало в такт: — Давай! Давай! Давай!»
Минута, пока кучер медлил, показалась мне вечностью. Мои нервы уже готовы были лопнуть, как перетянутые гитарные струны, когда мужчина все же откупорил бутылку и поднес ее к губам. Я дождалась, когда его кадык дернется. Дождалась, когда сэр Борген задаст сообщнику вопрос, чтобы проверить, действует ли все еще сыворотка правды.
А потом, когда все мы убедились,
— Где вы держите мою дочь?
И похититель не смог солгать, а хозяин не успел его заткнуть.
— В Бэрроу. У моей тетки, Клиновая улица, дом четыре.
Глава 42
Теперь я знала, где держат Лиззи, а главное, знала, что она жива, и на душе стало легче.
Подлец Борген не слишком разозлился из-за моей выходки. Видимо, решил, что, запертая в этой глухомани, я ничего не сделаю с информацией, которую выведала хитростью. Но у меня был план.
Если Лиззи не перепрячут…
Впрочем, я не думала, что Крыс пойдет на такой риск. Нас ищут. Перевозя пленницу в другое место, можно нарваться на городских стражников. Возможно, по приказу графа они обыскивают кареты. Хотелось в это верить.
В общем, если Лиззи не перепрячут…
Я с надеждой посмотрела в сторону камина.
— Пиши! — рявкнул за спиной кучер, приставленный ко мне надзирателем.
Вздрогнув от его резкого окрика, я едва не выронила из рук перо. С его острого кончика на бумажный лист упала жирная чернильная капля и растеклась кляксой.
Под оглушительный грохот сердца я боязливо затолкала записку, которую недавно написала, под раскрытый фолиант. Нельзя было, чтобы ее заметили.
«Лиззи в Бэрроу. Клиновая улица, дом четыре. Я в сторожке лесника в Вулшире. Кучер — предатель».
Наблюдая за мной, возничий лениво раскачивался в кресле-качалке. Деревянные элементы кресла поскрипывали, изогнутые полозья стучали по полу, и этот ритмичный звук, повторяющийся через равные промежутки времени, просто сводил с ума. Мои напряженные до предела нервы молили о тишине.
Масляная лампа на столе разбрызгивала вокруг себя желтый, рассеянный свет. Я писала без перерыва четыре часа, и запястье уже ныло от напряжения. Взгляд постоянно соскальзывал к камину. Иногда в его закопченном очаге мне мерещились знакомые шорохи, но, возможно, я выдавала желаемое за действительное.
— Завтракать будешь? — грубо спросил надзиратель, и его тень на стене задвигалась. Я следила за ней краем глаза. Кажется, он достал из мешка какую-то еду.
— Нет.
— Больше предлагать не стану. Придется терпеть до обеда.
Я равнодушно пожала плечами. От переживаний кусок не лез в горло, меня даже слегка подташнивало. Я размяла пальцы и вернулась к письму.
Еще через два часа, когда натруженные мышцы руки уже изнемогали от боли, мой хмурый надзиратель поднялся из кресла и, к моему восторгу, направился в сторону двери. Я притворилась, что занята работой, а на самом деле вся обратилась в слух. Подгнившие половицы заскрипели под ногами кучера. Шаги удалялись. Дверь открылась и захлопнулась. По ушам ударил скрежет повернувшегося в замке ключа.