Хозяйка Медной Горы. Часть I. Чужаки
Шрифт:
– Ну что? Приплыли?
Алекс обернулся к вышедшему из лодки Степану. Тот выглядел таким же озадаченным. И… виноватым?
* * *
Деревня, 2550-07-19 12:38
Олли со вздохом гордости и глубочайшего облегчения опустился на постель в своей избе, чем заработал осуждающий взгляд Рэндалла. Он не одобрял его трехсотметровую прогулку и предпочел бы транспортировать своего пациента на носилках, причем желательно непосредственно с одной кровати до другой, даже если для этого пришлось бы снять дверь в дом или разобрать стену на лодке. И в случае обычного инсульта врач был бы прав, да и несли бы тогда человека не домой, а в томограф. Но Олифер хорошо знал, что чем раньше он начнет передвигаться
Олли откинулся на подушки, принимая заслуженную награду. Признаться, его собственные подушки нравились ему гораздо больше, чем то, на чем он спал на лодке. Эти все были разные, набитые пухом, соломой, опилками, в чехлах из грубого домотканого материала. Особенно радовала огромная перина, словно обнявшая утомившееся тело. Не чета белым, скользким, стандартным простыням с Ковчега. Все сохранившиеся синтетические вещи были отданы медикам. Когда материал сам по себе обладает антисептическими свойствами, гораздо проще держать их чистыми.
Олли повел плечами. Сделанная на планете ткань могла бы быть чуточку помягче. О выращивании льна или хлопка в Деревне не могло идти и речи: слишком трудозатратно. Экосистемы Вудвейла были созданы самовосстанавливающимися, ведь никто не подозревал, что здесь придется вести примитивное сельское хозяйство. Дикие виды агрессивно отвоевывали расчищенные под грядки площади назад. Отряды гусениц, жуков, слизней и ящериц предпочитали нежные листочки точно так же, как и люди, а сорная трава при поддержке грибов и мхов вообще наступала на удобренные территории ровными колоннами, ощетинившимися колючками. Без полноценной автоматизации отстоять посевы могла только генетика. Вот и получилось, что вся ткань, ровно как и все масло, в Деревне делалась из конопли.
Сколько времени вы готовы потратить на получение еды и других бытовых вещей натуральным хозяйством? Выжившим после крушения Ковчега было жаль каждой минуты. Олли хорошо помнил те дни, наполненные вязким, давящим беспокойством. Еще вчера эти люди прилетели за сотни парсеков на космическом корабле-городе, чтобы заниматься терраформированием нового мира. Они владели энергией пустоты, ничего не боялись и кроили природу в этом уголке пространства под себя. А сегодня весь день напролет они пропалывают крохотные огороды, охотятся на ящериц и собирают хворост, чтобы не умереть от голода и холода, ведь все остатки их былой мощи тратятся на поддержание жизней раненых и заболевших, и на расчеты. А заболевал каждый, рано или поздно, и часто чем-то новым, и с каждым разом все более тяжелым. Те дни летели очень быстро, одинаково выматывающие и одинаково пустые, и никак не кончались. Главное было не останавливаться, ведь если на хоть секунду отвлечься от выживания и посмотреть вперед, можно вдруг осознать, что там ничего нет. Нет больше мечты о новом мире для людей, нет даже элементарной безопасности и удобств. Осталась только битва за выживание, итогом которой будет поражение и смерть. Тогда казалось, что с каждым погибшим или умершим рвалась очередная ниточка, связывавшая их с цивилизацией, с тем огромным, далеким миром, который только и виделся настоящим на фоне ада, созданного потерей контроля над ядром Ковчега, основой их жизни и благополучия.
«Мы неплохо справились, не так ли?»
Дом, в котором жил Олли, был из огромных корявых бревен. Что росло возле станции, из того и построили. А росло нечто странное. Олли не разбирался в ботанических классификациях, но деревья в округе больше всего походили на гигантские оплывшие свечи с несколькими макушками-фитилями, только они не сгорали, а наоборот, только увеличивались. Сложить из них обычный сруб невозможно, поэтому стволы просто нарезали на крупные деревянные кирпичи. Как правило, только одна их сторона была прямоугольной, примерно пятьдесят на семьдесят сантиметров. Сверху, снизу и по бокам этой грани были перпендикулярные ей срезы, ровные лишь настолько, чтобы их можно было класть друг на друга.
То, что у животных вызывало рак, у многих растений сработало как стимулятор роста. Вудвейлу очень шло его название: растительный покров сформировался невероятно плотным. Как и везде, на месте Деревни изначально были простирались заросли, так что самые старые
Комната в избе одна, зато просторная. Плоский потолок отсутствовал, доски над головой сходились в двускатную крышу. В середине дома высота - около трех метров. Центральную балку подпирали два дополнительных столба. Почти под самым коньком натянута гирлянда с пучками сушащихся трав. Возле маленьких окошек потолок в два раза ниже. Сами окна изначально были просто дырами, которые на ночь и на зиму закрывались ставнями, но потом в одном из походов к морю выжившие нашли совершенно чудесные ракушки с практически прозрачным перламутром толщиной в полсантиметра, и теперь импровизированный витраж отбрасывал на пол радужные блики.
В центре избы стояла сложенная из камня печь. С ней мороки было больше всего: необходимую для кладки глину приходилось привозить издалека, да и специалистов по постройке печей на Ковчеге, очевидно, не имелось. Вот и пришлось в двадцать четвертом веке с помощью компьютера переизобретать это старинное устройство. Олли смежил веки, вспоминая всю эту возню. Тогда было тяжело и страшно, но сейчас те годы вспоминались с теплотой.
Рэндалл суетился вокруг: открывал окна и двери для проветривания. В дверь тут же свесился цветущий красным побег фасоли. Даже Агата была не всесильна, так что сельское хозяйство в Деревне было весьма специфическим. Фасоль росла сама, заплетая все стены. Кукурузу выращивали в специальных ящиках, обязательно сначала в помещениях. На улицу выставляли только тогда, когда мощные стебли с жесткими листьями обретали силы самостоятельно противостоять хотя бы некоторым вредителям. К тому моменту, как начинали образовываться початки, растения достигали шести метров высотой, а края листьев резали не хуже осоки. Из стеблей, как из бамбука, делали потом посуду и мебель. Хорошо росли помидоры и некоторые кусты: крыжовник, смородина, малина. Настоящие яблони так и не прижились, их сжирали на корню. Дети называли яблоками мелкие, терпкие, как черноплодная рябина, ранетки. Источником животного белка были яйца и мясо ящериц, как домашних, так и одичавших. Лес был богат грибами, реки и озера - рыбой и раками. За солью приходилось раз в несколько лет летать к солончакам далеко на юге. Любимой сладостью был дикий мед.
Олли улыбнулся, чувствуя гордость за их странное, но уютное поселение.
В дверном проеме мелькнули три любопытные мордашки малышей, но почти сразу же исчезли, пропуская Вику и Петра. Они вдвоем втащили корзину, волшебно пахнущую свежей едой. Петр начал накрывать на стол, а Вика что-то быстро обсудила с Рэндаллом и выпихнула того отдыхать. Из висевшей на боку сумки она вытащила медицинский монитор, пристроила его на полке возле кровати и налепила на Олли десяток датчиков. Убедившись, что Рэнд ничего не напутал, она уступила место Петру, который поставил перед пациентом складной столик с миской густого, потрясающе ароматного супа. Олли не сопротивлялся. «Как же хорошо дома!»
* * *
Деревня, 2550-07-19 11:42
Инн помогла Деду выбраться на помост возле лодки и убедилась, что тот бодро, почти не опираясь на Рэндалла, направился к своему дому. На душе у девочки была светлая, тихая радость, что с Дедом все хорошо. Ну и, конечно, чуточку грустно, что приключение закончилось…
– Ой!
Как она могла забыть?! Инн почувствовала, как моментально вспыхнули щеки, а потом и уши. «Чужак!» Девочка резко развернулась, чтобы опрометью броситься назад к лодке, но тут же замерла. Собравшиеся вокруг ховеркрафта люди уже расходились по своим делам, медленно и неохотно. «Что-то произошло?!» Она все пропустила, а спросить было боязно.
– Инн! Ну наконец-то!
– послышалось сзади. Девочка замерла. Медленно выдохнула и, широко улыбнувшись, снова развернулась.
– Привет, пап!
Спешивший к ней отец улыбнулся в ответ, развел в стороны руки, приглашая в объятья.
Инн пошла навстречу.
– Как хорошо снова тебя увидеть! Мы с мамой беспокоились, - тихонько сказал он, когда Инн обняла его за шею. Большие руки обхватили дочь, попытались поднять, но девочка разжала объятия и чуть отстранилась. Он не стал настаивать.