Хозяйка собственного поместья
Шрифт:
— Но, поскольку сказано в Писании: «Не искушай малых сих», давайте не будем проверять, насколько крепка моя порядочность. — Он снова улыбнулся. — Вернемся к делам.
Я тихонько выдохнула, не зная, радоваться или огорчаться: что-то неуловимое, что, кажется, только что возникло между нами, развеялось.
Через несколько минут кастрюли и мясо, которое я в них сложила, превратились в монолитные куски льда. Я укутала их соломой, как и те глыбы, что хранились в леднике с зимы, чтобы полежали подольше.
— Сейчас отправлю Ивана помочь Петру, — сказал
— А вас он устраивал? — полюбопытствовала я.
— Как лакей — полностью. Но сейчас меня не устраивает, что его хозяин работает, а сам он прохлаждается в людской.
— А как он мог об этом узнать, если он в доме, а вы здесь?
— Он мог прийти и спросить, какие будут указания, после того как разобрал мои вещи. Он этого не сделал.
Виктор подошел к Петру, который распрягал нашу лошадку, перекинулся с ним парой слов и направился к дому. Я обнаружила, что смотрю ему вслед точно завороженная. Встряхнулась — некогда на мужиков глазеть! — и вернулась на кухню, замочить рис для плова, перед тем как лезть в погреб за овощами.
Потом мы с Дуней заново вымыли кухню. Печка в ней была не как в жилых строениях усадьбы. Вместо большой, каменной, которая долго прогревалась, но и тепло держала долго, — чугунная плита, без духовки, зато с «конфорками» из колец, которые можно было убирать, открывая доступ к огню, и возвращать обратно. Этакий допотопный вариант газовой плитки — и греется относительно быстро, и остывает так же быстро.
Пока топился жир, мы почистили и нарезали овощи. Шкварки и немного жира я отложила — пойдут в гороховую кашу. К ним же добавила часть обжаренного лука, вынутого из чугунка, прежде чем опускать в него мясо. За мясом отправились морковь и специи.
Пока доходил зирвак, я успела сбегать в дом замочить горох. К ночи разбухнет, и поставлю в печь вместе с обжаренным луком и шкварками, чтобы утром было чем кормить и домашних, и работников. Потом мы с Дуней в который раз за день натаскали и поставили греться воду. А там подошло время класть в плов рис и доливать кипяток. Оставив Марью приглядывать за пловом, а Дуню — наводить порядок после готовки, я вернулась в сад — закончить то, что намеревалась сделать еще утром.
Телега со двора исчезла, от дровяника доносился ровный стук топора. Я хотела было подойти туда, присмотреться повнимательней к Петру: все же совсем недавно парень от болезни оправился. Но, оказалось, дрова рубил Иван, под недремлющим оком своего хозяина. Получалось у парня не слишком ловко, пожалуй, за дело Марья обозвала его косоруким. Из тех, видимо, кто вырос при господах, привык к относительно чистым занятиям и «мужицкий» труд считал ниже своего достоинства.
Я не хотела их трогать — пусть себе Виктор занимается воспитательной работой, мне же спокойней будет. Но муж, увидев меня, конечно же, увязался за мной в сад. Не забыв сообщить слуге, что вернется и проверит результат.
Ладно,
Так ведь назло ему не выкину. Если, конечно, не заставят.
— И все же, зачем было белить деревья? — спросил Виктор, оглядываясь. — Сад тоже выглядит как-то иначе, но не могу понять, только ли в побелке дело.
Конечно, не только в побелке! Исчез мусор и поломанные ветки, кроны стали прозрачней, пропуская больше света, кусты смородины — аккуратнее. Вот еще малинник осталось в порядок привести, его, кажется, не касалась рука человека со смерти Настенькиной матери. Даже если когда-то малина и была высажена правильными рядами, сейчас она больше напоминала колючие джунгли, и я всерьез размышляла, не выкорчевать ли все полностью, размножив черенками корневищ. Но тогда урожая раньше следующего года не ждать.
Или все-таки попробовать омолодить?
— О чем вы задумались? — спросил муж.
— О малине, — призналась я. Спохватилась: — Вы спрашивали о побелке…
Я сама не заметила, как, рассказав о побелке и о том, зачем я так пристально разглядываю ветки смородины, я вывалила на мужа и сомнения по поводу малинника.
— Вы спрашиваете моего совета? — приподнял он бровь.
Да что же он так удивляется каждый раз, словно с ним не жена, а кот человеческим голосом разговаривает.
Хотя если Мотя заговорит, то я уже и не удивлюсь особо…
— Спрашиваю. Не обещаю, правда, что последую вашему совету.
— Уж в этом я не сомневаюсь, — хмыкнул Виктор. Помолчал, размышляя. — Будь ваше поместье в том состоянии, как при вашей матушке…
— Вопрос о малине тогда бы и не возник, — перебила его я. Очень хотелось добавить, что я не для того просила совета, чтобы меня сравнивали с покойной матушкой — идеальной хозяйкой. И вообще, не я довела сад до такого состояния. Однако этого говорить точно было нельзя, поэтому я только покрутила в руках секатор пытаясь успокоиться и сказала.
— Будь мое поместье в нормальном состоянии, все бы делалось по плану и своим чередом. Осенью, а не сейчас. Возможно, и в обновлении не было бы необходимости.
Если он заявит, что самой раньше надо было шевелиться, я стукну его секатором и плевать на последствия. Может, с утра я и смогла бы не обращать внимания на поучения, но сейчас я устала и любая мелочь выводила из себя.
Но Виктор задумчиво произнес.
— Мне кажется, перекопать часть малинника, создавая междурядья, проредить и удобрить его все же потребует меньше усилий, чем выкорчевывать его весь и готовить землю под посадку, кроме обычных грядок. И хоть какой-то урожай будет. Аптекари хорошо покупают сушеную малину, только лучше продавать ее ближе к весне, а не осенью сразу после урожая.