Хозяйка собственного поместья
Шрифт:
Я еще раз оглядела «дитятко» на голову выше меня и раза в полтора тяжелее. Нет, не буду я себя чувствовать эксплуататором детского труда.
— Сторожа, получается, без надобности, но работа есть, если грязи не боитесь, — сказала я. — И заплатить готова не только едой.
Запоздало вспомнила, что следовало бы посоветоваться с Марьей, чтобы не получилось, как в прошлый раз. Но, с другой стороны, она сама этих парней и привела. Точнее, брат ее направил. Не будет же он собственной сестре пакостить?
— Какой же мужик грязи боится, — хмыкнул парень. — Из земли выходим, в нее и ложимся.
— А навоза? —
— И навоза тоже. Что надо сделать, барыня?
Вместе с ним я обошла участок, показывая фронт работ. Проложить дно ямы срезанными ветками и присыпать соломой для теплоизоляции. Заполнить навозом яму под будущую теплую грядку, да навоз не утрамбовывать, а вилами перерыхлить. Пролить водой как следует. Потом вылить в него несколько ведер кипятка — не пролить сплошняком, а в лунки, чтобы прогрелись и ожили бактерии, которые начнут перерабатывать органические остатки, превращая навоз в перегной и одновременно вырабатывая немало тепла. Кипяток спросить у Марьи или Дуни. Если останется время и силы — парень распрямил плечи, давая понять, что силы-то останутся, плати только, — разбить, пока ломом, лопате поддавался лишь верхний слой, старый компост в сгнившем ящике и перенести в теплицу.
Михаил прошелся со мной до навозника и обратно, попросил взглянуть на инвентарь в сарае. Выбрал две тачки, двое носилок и трое вил. Докатил тачку до навозника.
— Таскать-то ничего, да неблизко, — сказал он.
Я не стала спорить: навозник был выстроен в добрых пятнадцати минутах быстрой ходьбы от хлева — видимо, чтобы не оскорблять носы и взоры обитателей усадьбы.
— Чуть меньше дня займет навоз перетаскать.
Выходит, те, вчерашние, обманули меня с самого начала. Таскать навоз они и не собирались. Сразу, видимо, решили дополнительную плату потребовать — дескать, куда барыне деваться, если со стороны нанимает. А потом разглядели двух девушек и старуху и совсем распоясались. Последние крохи вины — как ни крути, часть работы мужики все же сделали, а в качестве оплаты получили только телесные повреждения — развеялись.
— Только дайте времени домой сбегать поесть, — попросил Михаил.
— Я же обещала вас накормить! — возмутилась я.
— Так то вчера, а про сегодня мы не договаривались.
— Дам я вам завтрак. И обед, само собой. С кормежкой двух змеек на нос хватит за навоз и компост?
Дуне я платила змейку в день, а у нее тоже работа была не из легких.
Парень расцвел, пообещав все выполнить в точности, махнул рукой остальным, что наблюдали за нами от крыльца людской избы.
Караулить их я не стала, предупредила Марью, что кормить снова придется ораву едоков. От помощи на кухне она отказалась, сказала, что с Дуней управится. Петр собирался помочь парням, но я велела ему пока натаскать дров в теплицу — хотя бы раз ее стоило протопить, после того как навоз ляжет на место. Аккуратно, конечно, чтобы промерзшие и отсыревшие за зиму печи не треснули, как это случилось в доме. Так же, как Дуня по моим указаниям вчера аккуратно протапливала избу для работников. За самими работниками, по словам Марьи, пригляд не нужен был: «все всех знают».
Печами я собиралась заняться сама. И в саду снова была работа.
Хоть снег и покрылся за ночь коркой наста, он изрядно осел. Днем солнце светило вовсю, недолго
Я заскочила к себе сменить платье на рабочую одежду — все те же штаны и куртку. А когда снова вышла во двор, там стоял Виктор, наблюдая за парнями, которые как раз подвезли тачку с навозом к теплице.
— Снова вы в этой нелепой одежде, — проворчал он вместо приветствия. — Все равно что я вырядился бы в юбку.
— Я бы очень хотела, чтобы вы хоть раз надели юбки и попробовали поработать в них в саду. По-настоящему поработать, а не расхаживая и не указывая прислуге, что делать, — огрызнулась я.
Мало того, что навязался на мою голову, еще и распоряжается, в чем мне ходить!
Может, Виктор и хотел что-то ответить, но увидел подходящего Петра и состроил свою фирменную каменную физиономию. Конюх поздоровался с нами обоими, замер, явно не зная, к кому обратиться, а потом уставился в пространство между мной и мужем и сказал:
— Дров совсем мало осталось. Барыня, вы бы у барина попросили разрешения, чтобы я в лес съездил да привез?
В самом деле, наши невеликие запасы дров стремительно таяли, а тут еще непредвиденная топка. Но при чем тут Виктор?
— А всю зиму вы откуда дрова брали? — спросил муж.
Петр почему-то смутился.
— Так Марье брат помогал.
— А сам ты в лес не ездил по старой памяти. — Виктор усмехнулся непонятно чему.
— Ну что вы, барин! Я же помню, что он теперь не барыни, а ваш.
— Ох, врешь… — Виктор покачал головой, будто с ребенком разговаривал.
Петр начал оправдываться, дескать, никогда бы не посмел, и совершенно очевидно врал.
Но мне было не до того.
Если лес, который считался нашим — то есть отца Настеньки, если не ее самой, — сейчас принадлежал Виктору, то что, получается, он был одним из тех, кто растаскал имущество ее покойного батюшки за долги?
Или я чего-то не поняла.
Петр удалился, а я все еще пыталась переварить эту новость.
Видимо, лицо мое было очень выразительным, потому что Виктор нахмурился.
— Не смотрите на меня так. Мы с вами уже не раз обсуждали эту тему. Я перекупил земли у кредиторов вашего отца, чтобы они не ушли из семьи…
А семьи не получилось. Но, поскольку у мужа и жены по местным законам раздельное имущество, после развода земля останется у Виктора. А у меня — только то, что есть сейчас. Немало по моим меркам. И все же…
— И я не желаю, чтобы вы пустили их по ветру, как это уже один раз сделал ваш батюшка. Я оплатил его долги перед свадьбой, а вскоре он задолжал еще больше. — Виктор говорил все громче, все быстрее. — Вы толком не смогли ответить, как собираетесь распорядиться этим имуществом! Земля требует заботы, земля требует вложений, а вы не снисходите до хозяйства, вы…
Он осекся, видимо, поняв, что обвинение «не снисходите до хозяйства» звучит довольно глупо, будучи обращено к женщине, которая несколько минут назад возмущалась, что юбка мешает работать в саду.