Храм муз словесных
Шрифт:
В статье «Российская Академия» Пушкин, останавливаясь на истории создания этого учреждения и основных его работах, перечисляет темы выступлений на заседании 18 января 1836 г. Особо отмечается выступление В. А. Поленова, посвященное одному из основателей Академии — И. И. Лепехину. Его речь поэт оценивает как «дельную, полную, прекрасно изложенную, словом — истинно академическую» [67, т. 12, с. 41–45]. Вместе с тем в статье «Мнение М. Е. Лобанова о духе словесности как иностранной, так и отечественной», Пушкин, по достоинству оценивая заслуги Академии перед русской словесностью, призывал ее членов искать новые пути к совершенствованию родного языка. «Заключим искренним желанием, — писал поэт, — чтобы Российская Академия ободрила, оживила отечественную словесность, награждая достойных писателей деятельным
Эти слова, написанные поэтом за год до смерти, можно рассматривать как своего рода завещание Российской Академии.
Со скорбью восприняла она безвременную кончину Пушкина. На следующий день после смерти поэта академики почтили его память. В протоколе заседания от 30 января 1837 г. записано: «Непременный секретарь исполнил свой печальный долг возвещанием о кончине действительного члена Академии А. С. Пушкина, последовавшей сего 29 января на тридцать седьмом году от рождения. Собрание, приняв с величайшей скорбию сие печальное извещение, определило: во уважение заслуг, оказанных покойным российской словесности, написать за счет Академии портрет его и поставить в зале заседания» [80, вып. 7, с. 84]. Было принято решение снять копию с портрета Пушкина работы О. Кипренского. В то время подлинник хранился в Зимнем Дворце у Н. К. Загряжской, родственницы жены поэта. По поручению Академии, В. А. Жуковский взял этот портрет с условием, что после снятия копии он будет передан граверу Уткину для изготовления клише к посмертному изданию произведений А. С. Пушкина.
Копия портрета была выполнена художником М. Е. Вишневецким. В октябре 1837 г. портрет был установлен в зале заседаний. Так Российская Академия почтила память гениального сына России, творчеством своим утвердившего, что «язык славяно-русский имеет неоспоримое превосходство пред всеми европейскими» [67, т. 11, с. 31].
Достаточно обратиться к богатейшему пушкинскому наследию, чтобы убедиться в том, что многое, интересовавшее его как ученого-историка и филолога, находилось в русле исследовательских программ Академии. Среди них встречаются заметки по языкознанию, статьи о творчестве русских и зарубежных писателей, исследования по отечественной истории. В одном из набросков по лексикологии, например, встречается предложение со ссылкой на Шишкова о более умеренном и осторожном использовании в родном языке заимствований [67, т. 6, с. 356]. В такой «эволюции» Пушкина нет ничего удивительного. Советские исследователи Ю. М. Лотман и Б. А. Успенский подчеркивают, что в конце 20-х — первой половине 30-х гг. творчество поэта представляет собой литературный синтез двух стихий: «Сам путь Пушкина очень знаменателен и вместе с тем необычно важен для последующей судьбы русского литературного языка. Пушкин начинает как убежденный карамзинист, но затем во многом отступает со своих первоначальных позиций, в какой-то степени сближаясь с архаистами», причем это сближение имеет характер сознательной установки» [46, т. 24, с. 253].
В этой связи, вероятно, не случаен и интерес Пушкина к эпическому прошлому славянских народов. Напомним, что в 1834 г. вышли в свет «Песни западных славян». А именно в это время наблюдается расцвет славянских исследований Академии. Устанавливаются тесные связи с учеными из Чехии, Сербии, Хорватии, поощряются занятия славянскими древностями А. X. Востокова, Ю. И. Венелина, В. Караджича, П. Шафарика. Все это, без сомнения, также имело отношение к славянскому произведению великого поэта, члена Российской Академии.
НАУЧНЫЕ ЭКСПЕДИЦИИ
Листая архивные документы Российской Академии, можно найти любопытные данные, свидетельствующие об исключительном интересе «Русского Парнаса» к географии.
Академия рецензировала значительное количество работ в этой области науки. Наиболее показательными были, пожалуй, 30-е гг. Так, в 1835 г. была рассмотрена рукопись В. Н. Верха «Географические открытия россиян», в 1838 г. — «Записки об Астрахани» И. Рябушкина, в 1838 г. на рецензирование поступила работа Момировича «История и география Сербии», а также записки В. С. Паршина «Поездка в Забайкальский край». Рецензировались
Для этих целей комплектование библиотеки Российской Академии осуществлялось с расчетом максимального обеспечения исследователей необходимым справочным материалом. В отделе «География, статистика, путешествия», например, можно было встретить и «Путешествие в Китай через Монголию в 1820–1821 годах» Е. Тимковского, и «Дневные записки путешествия Ивана Лепехина по разным провинциям Российского государства». Обращает на себя внимание книга под названием «Собрание путешествий к татарам и другим народам в XIII, XIV и XV столетии». Ее перевел с латинского непременный секретарь Российской Академии Д. И. Языков. В 1838 г. в академической типографии он напечатал свою работу «Книга большому чертежу, или древняя карта Российского государства.
В «предуведомлении» автор сообщает читателю, что же заставило его обратиться к этой работе. Исследуя судьбу этой книги, Языков приходит к заключению, что в ней «одним разом можно было видеть географическое положение Российского государства в течение столетия от исхода XVI до исхода XVII века». [99, с. 11].
В новом издании Языков провел кропотливую работу по уточнению местоположения русских городов, «которые по разным причинам прекратили свою жизнь», восстановил названия ряда рек, озер, которые были забыты.
В области географической науки круг задач членов Российской Академии не ограничивался рецензированием и написанием отдельных работ. Начиная с первого десятилетия XIX в. Академия организует и финансирует некоторые научные экспедиции как на территории России, так и за ее пределами. Материалы экспедиций издаются и печатаются в типографии Академии.
Обратимся к некоторым экспедициям, которые были организованы или поощрены Российской Академией.
Действительный член Академии, морской офицер Владимир Богданович Броневский в 1810 г. с группой моряков совершил пеший переход от Триеста до Петербурга. Он посетил практически все населенные славянами территории Европы. Материалы экспедиции изложены Броневским в виде писем, отправляемых путешественником из различных пунктов своего пребывания. Здесь подробно описаны местность и уклад жизни славянских народов.
Маршрут исследователя пролегал через Истрию, Крайну, Каринтию, Штирию, Галицию и другие земли, населенные славянами. Страницы путевых заметок с описанием впечатлений от посещения перечисленных территорий наиболее интересны. Например, описывая свои венгерские впечатления, путешественник не без возмущения замечает гнет, который испытывали в те годы народы, населяющие Австрийскую империю. Его прежде всего поразило существование крестьянства. «Крестьяне-венгры, — пишет Броневский, — покрыты рубищем или шубою навыворот, женщины босы» [11, с. 55].
В июне 1810 г. Броневский завершил свое путешествие и вернулся на родину.
Д. И. Языков — непременный секретарь Российской Академии.
Материалы наблюдений, изложенные Броневским в книге «Путешествие от Триеста до Петербурга» были рассмотрены и напечатаны Академией, автор награжден денежной премией (в 1837 г. работа Броневского вышла вторым изданием).
В 1815 г. Броневский предпринял поездку по Крыму для осмотра карантинных застав. Он посетил Севастополь, Инкерман, Херсонес, Балаклаву, Алупку, Ялту, Феодосию, Судак. Некоторые заметки путешественника интересны, так как знакомят нас с жизнью и историей Крыма начала прошлого столетия.