Хрен С Горы

Кацман Изяслав

Проснувшись в темноте, в которой однако уже угадывался предрассветный сумрак, я некоторое время лежал, соображая, где я, и что я тут делаю. Под боком сопела во сне Таниу. Доставшаяся мне по наследству от предшественника женщина заняла своё место не только в качестве ответственной за кухню и поддержание порядка, но и в моей постели -- причём произошло это как-то само собой, даже буднично. Правда, вечером ей не пришлось ублажать своего повелителя и господина -- меня, то есть. Не до того мне вчера было.

Я полежал ещё немного, надеясь уснуть, но сон больше не шёл. Промаялся, переворачиваясь с бока на бок, и в итоге поднялся, когда сумерки стали совсем светлыми. Осторожно ступая, чтобы не разбудить Таниу, выбрался

из хижины. Холм спал. Только часовые маячили у недостроенной стены. Мой же путь лежал в другую сторону -- к северо-западному краю, откуда открывался вид на большую часть Мар-Хона, в том числе и на святилище Тобу-Нокоре. Я тщетно вглядывался вдаль, пытаясь высмотреть -- нет ли суеты вокруг спичек-идолов. Вроде бы там тихо и пусто -- никакого движения. Что немного успокаивает. Хотя, конечно, полностью душевный покой мне вернёт только Тагор с личным отчётом о том, что все связки ракушек благополучно похищены и надёжно спрятаны. А ещё лучше -- что тонопу уже на вохейских кораблях.

От нечего делать я прошёлся по краю холма, разглядывая пейзажи внизу. Охранники у будущих ворот вопросительно уставились на меня -- неурочный визит начальства и в каменном веке ничего хорошего не предвещает. "Всё нормально" - успокоил я их - "Не спится просто".

Ещё через полчаса народ начал просыпаться, и пространство наполнилось обычным шумом и гамом. Очень хотелось выяснить, где же тузтец. Но делать этого не следовало. Потому я стойко терпел неопределённость.

 

После общего завтрака "макаки" начали разбредаться, в соответствие с графиком, по разным делам: кто на поле, кто на строительство стены, кто заниматься военным упражнениями. У последних, правда, возникла заминка -- оказалось, что одного из главных тренеров нет. Где может быть Тагор, никто не знал. У меня уже тревожно засосало под ложечкой, но тут пропажа нашлась: тузтец появился в крепостном проёме, оставленном для будущих ворот, бодрый и довольный. На вопросы, где же он провёл ночь, ухмыляясь, бросил что-то насчёт молодых вдов, которых в таком большом селении хватает.

Увы, переговорить с бывшим наёмником с глазу на глаз не удалось -- тот сразу же принялся гонять подопечный контингент. Да и мне недолго выпало наслаждался бездельем с наблюдением за работой других.

Сперва я решил, что толпа, ввалившаяся через недоворота, имеет какое-то отношение к ночной экспроприации, и приготовился к худшему. Но быстро сообразил, что шумная агрессия этой компании направлена не на меня, а друг на друга. Хотя настроение это не сильно улучшило. Потому как мне предстояло сейчас довести до конца судебное заседание по делу о злокозненном колдовстве -- то самое, которое пришлось прервать в связи с нападением тинса. Придав своему лицу надлежащее выражение начальственной надменности и величавости, я занял "официальное" кресло. И суд начался.

Настроение у меня сегодня не очень хорошее, а нелюбовь к религиозным предрассудкам на фоне идиотизма, к которому пришлось прибегнуть для изъятия столь нужных для прогресса и процветания ракушек, обострилась неимоверно. Так что я неожиданно для пострадавшей стороны выступил не судьёй, а адвокатом обвиняемого Лагумуя.

"В чьей власти находятся люди, оказавшиеся в море?" - вопрошал я риторически - "Конечно повелителя водной стихии Тобу-Нокоре. И потерпит ли морской владыка вмешательства жалкого смертного, каким является мастер Лагумуй? Морскому владыке всё равно -- защитные знаки нанесёт человек на лодку или наоборот, губительные. Тобу-Нокоре будет действовать назло: если человек нанесёт защитную резьбу, то возьмёт и разобьёт лодку. А если же будут знаки портящие лодку -- то он может, показывая свою силу, сделать так, что она благополучно вернётся к берегу".

Я ещё долго выворачивал аргументы шиворот-навыворот, доказывая, что чёрное --

это белое, а белое -- это чёрное. Так что сначала ошалевшие истцы вынуждены были согласиться, что учитывая своеволие повелителя морей, теперь уж и не установишь: колдовал Лагумуй над лодкой, желая навредить, или же наоборот -- желая добра заказчикам. А потом мне удалось убедить публику, сославшись на информацию, которую я получаю напрямую от своего покровителя, что в данном случае имела место следующая последовательность событий: мастер-лодочник нанёс на своё изделие необходимые знаки, а Тобу-Нокоре, увидев своеволие ничтожного человечишки, пришёл в ярость и сделал всё по-своему. В итоге все претензии к Лагумую были сняты.

Однако я рано радовался столь хитроумному разрешению тяжбы. Подсудимый, вместо того, чтобы радоваться оправдательному приговору и побыстрее сваливать, озадачил меня вопросом: "Но как же мне поступать теперь, если морской владыка Тобу-Нокоре легко может преодолеть те защитные знаки, которые я наношу на свои лодки?"

Я, про себя матюгнувшись на языке непонятно где находящейся Родины, задумался.

– Всё просто -- кажется, решение нашлось -- Ты, Лагумуй, как и прежде наноси свои знаки и говори заклинания. Но теперь всегда обращайся к морскому владыке со словами, что все, кто пускается в плавание, в его власти, и пусть он сам решает: пощадить людей, пользующихся твоими лодками, или же взять их себе в качестве жертвы.

– Спасибо за мудрый совет, Сонаваралингатаки -- сказал мастер-лодочник.

– Спасибо тебе, Сонавалингатаки за справедливый суд -- вторили ему истцы.

– Теперь мне нужно будет наносить дополнительные знаки на все лодки, мною изготовленные, а также читать новые заклинания и обращения к Тобу-Нокоре -- вдруг выдал Лагумуй с озабоченным выражением лица -- Люди, передавайте всем, кому я делал лодки, что я буду их переделывать. И пусть пользующиеся моими лодками поспешат.

 

Не успел я похлебать супчика с мясом конури и кусочками коя, восполняя силы, затраченные на справедливое и мудрое судейство, как возник какой-то новый шум. Я опять внутренне подобрался, ожидая известий о пропаже подношений морскому владыке. Но оказалось, что просто группа рыбаков умудрилась поймать особо крупного морского млекопитающего, которых ваш покорный слуга окрестил тюленями. И теперь "достопочтенного Сонаваралингу-таки" зовут поучаствовать в качестве почётного гостя на церемонии разделки туши и распределения добычи.

В общем-то особого интереса сама процедура не вызывала -- ни малоэстетичное свежевание, ни подробности делёжки морского чуда-юда между участниками рыбалки, превратившейся нежданно-негаданно в охоту. Но вот шкура "тюленя" меня интересовала весьма -- как материал для щитов или для изготовления мехов в медеплавильню. Так что я любезно принял приглашение.

 

Туша неведомой морской зверушки лежала на свободном куске пляжа -- примерно посредине между зоной азартных игр и вохейскими торжищем. Народу собралось немало. Многие из обычных завсегдатаев черепашьих бегов и крабьих боёв бросили привычные занятия и толпились вокруг. Да и из вохейцев добрая половина пришла, привлечённая скоплением туземцев.

Меня со свитой и посланцем от удачливых охотников толпа пропустила, раздавшись в стороны, и тут же вновь сомкнулась. Заправлял здесь довольно молодой парень, моих примерно лет, высокий и худой. Кроме добытчиков "тюленя", допущены были к торжеству с десяток "сильных мужей" Мар-Хона. Я с интересом разглядывал животину: как-никак она имела некоторое отношение к прогрессу в местном гончарном деле и к началу папуасской металлургии. А вот видеть ластоногое сиё ранее не довелось. Да, тюленем эту гору мяса и жира с торчащими из пасти клыками назвать трудно -- скорее уж морж какой-то. Но ладно, не буду менять уже привычное название.