Хроника смертельного лета
Шрифт:
С трудом удерживая глаза открытыми, Катрин наблюдала, словно со стороны, как его длинные пальцы неторопливо расстегивают на ней рубашку, а потом, осторожно приподняв и обнимая за плечи, стягивают с нее синий шелк. Потом он гладил ее шею, грудь, живот. А печальная песнь продолжала проникать ей в самое сердце…
– Это Плач Дидоны, Катрин… Самая красивая и самая печальная песня о самой бессмысленной смерти, которую только можно себе представить…
Она хотела произнести «Нет», но с губ слетел невнятный шепот. Осознание правды охватывало ее, змеиными кольцами сдавливая грудь и перекрывая воздух.
– Катрин, – услышала она, – открой глаза. Я хочу, чтобы ты видела меня. Ты ведь не закрывала глаза, когда была с Орловым? И не смей отворачиваться…
Она увидела его лицо совсем близко – беспощадное и дьявольски страшное. Она чувствовала тяжелое дыхание и дерзкие прикосновения чужих рук.
– Я все пытался себе представить, какая ты на вкус – и вот, наконец, узнал. Пряная, как степная трава… Катрин…
– Пощади… – взмолилась она, – что ты делаешь… ты же мой друг…
– Вспомнила, – усмехнулся он, – вспомнила, что я твой друг… А теперь забудь. Я твой любовник. Твой хозяин.
– Пощади… – повторила она прерывающимся голосом, – умоляю тебя…
– Пощадить тебя? – он обхватил ее лицо руками и всматривался в него. – Пощадить тебя, говоришь? Что ж, я готов. Обними меня! Я умею быть нежным. Не такой уж я гадкий…
– Ты не гадкий, – Катрин еле шевелила языком, и ему пришлось склониться к ней совсем близко. Она ощутила его горячие губы на свои губах. – Ты не гадкий. Ты – сумасшедший садист, – и она судорожно вцепилась пальцами в простыни, – нет… никогда…
Тьма опускалась на нее, и Катрин послушно позволила увлечь себя в омут небытия. Последнее, что она услышала – его хриплый от желания голос:
– Мечта моя, – и рванулась от него в смертельном страхе. – Куда ты, глупая… Я так хочу тебя. С первого дня, как увидел…
Тьма накрыла Катрин, милосердная тьма, которая спасла ее от осознания того, что с ней происходит. Сколько времени прошло и сколько продолжалось насилие, Катрин, погруженная в черное болото беспамятства, не могла знать. Но когда рассудок стал возвращаться к ней, словно нехотя листая тонкие шелестящие страницы, реальность выплеснулась на нее волной жгучей боли, сдавившей горло стальными тисками. Не в силах пошевелиться, Катрин вдохнула приторный запах собственной крови – и ощутила ее липкую влагу на коже. Этот страшный человек все еще лежал рядом, и сжимал коленями ее ноги, словно боялся, что она сбежит, пока он спит.
А он действительно спал, зарывшись лицом в ее волосы, и дышал размеренно и тихо. «Как он может так спокойно спать, – в ее замутненное сознание прорвалась горькая мысль, – да как он может спать, уничтожив меня и мою жизнь?» Ее жизнь действительно раскололась надвое – на то, что было до того, как она провалилась в бездонную пропасть, и после. И жить с этим будет невозможно.
– Итак, я жду, – в голосе Зубова лязгнул металл. Девушка опустила голову, спрятала лицо, закрывшись руками, и что-то пробормотала.
– Я не расслышал, – рявкнул Зубов, – говорите внятно!
– Олег, –
Зубов и Глинский переглянулись.
– Зачем вы нам врете? – сердито произнес майор. Его слова прозвучали резко, и Аликс испуганно съежилась.
– Но это так! – воскликнула она. – Почему вы сердитесь? Почему вы мне не верите?
– Он не может быть вашим парнем! – гневно воскликнул Глинский. – Это невозможно!
– Но почему? – прошептала девушка. – Что вам не нравится? Мы вместе больше двух лет.
– Черт побери… – Виктор опустился на стул.
Зубов тщательно взвешивал каждое слово из тех, что собирался сказать. Ему стало нехорошо. Все что угодно, только не эта мерзость…
Но Глинский уже не мог остановиться.
– Вы не можете быть любовницей собственного брата! – выпалил он и осекся, увидев, как побледнела Аликс. Но поздно.
– О чем вы говорите? – прошептала она.
– Олег Рыков – ваш единокровный брат, Александра, – негромко проговорил Зубов. – Давным-давно у его отца был роман с вашей матерью. Довольно некрасивая история, надо сказать. Жаль, что вам приходится узнавать об этом от нас.
– Неправда… – глаза Александры Васнецовой наливались ужасом.
– Как вы с ним познакомились, Аликс? – спросил ее Виктор.
Девушка обхватила себя за шею, словно это могло помочь ей выдавить из себя хоть слово, но из горла вырывались только несвязные хрипы.
– Прошу вас, – Глинский дотронулся до ее руки.
– Я познакомилась с ним… около моего дома… – прошептала она.
…Опять эта проклятая машина не заводилась. Аликс шарахнула кулаком по рулю, и в который раз подумала, что неплохо бы заменить аккумулятор. Взглянув на часы – время шло, а ее ждали в театре – Аликс вылезла из машины и открыла капот. Но что толку стоять над ним, если ни черта не понимаешь, и вся машина состоит для тебя из «штуковин» и «хреновин»?..
– Какой смысл стоять и смотреть на нее? – услышала она и подняла голову. На нее из-за стекол дорогих очков щурились светло-голубые глаза. Перед Аликс стоял высокий парень с роскошной волнистой шевелюрой. Но длинные волосы не убавляли ему мужественности – он был хорош и элегантен в плаще цвета слоновой кости и столь же светлом костюме.
Аликс усмехнулась про себя. Однако, как он кстати… Ну что же, на репетицию она в любом случае опоздала. И если нашелся доброволец, готовый копаться в ее непрезентабельной «десятке» – отлично!
– А что, вы можете помочь? – она выпрямилась и мило ему улыбнулась. И он улыбнулся ей в ответ.
– Почему нет? – зубы у него тоже были на диво.
– Прямо в этом белом великолепии? – смутилась она. – Вы же испачкаетесь.
– Будем считать, что вы мне обязаны, – улыбнулся он снова. – И пригласите спасителя почиститься.
– Да, – вздохнула Аликс. – Видимо, мне это дорого обойдется… Но, похоже, выбора у меня нет…
Он справился с ее проблемой за считанные минуты – всего лишь довернул свечи, но его руки, идеально ухоженные, покрылись черной смазкой. Аликс осторожно сняла с его плеча портфель из мягкой кожи, закрыла машину и повела его к себе домой мыть руки. За мытьем рук последовала чашка кофе и приглашение в Большой театр на премьеру.