Хроника времен Гая Мария, или Беглянка из Рима
Шрифт:
Победители преследовали разбегающихся капуанцев до наступления темноты. Пленных сгоняли на ближайшую виллу, где обосновался Минуций.
Восставшие ликовали, одержав третью победу за два дня.
Во дворе виллы толпа гремела оружием, криками прославляя Минуция и называя его своим царем.
Минуций и сам был не прочь возложить на себя диадему, но одна мысль удерживала его от этого шага: не оттолкнет ли от него в будущем царский титул свободных италиков, которые, как и римляне, относились к царской власти с традиционной ненавистью, считая ее пережитком варварства? С другой стороны, он не может пренебрегать настроением большинства
400
Инсигнии — символы высшей власти (например, скипетр, золотая диадема, кресло из слоновой кости и т. д.) у римских царей, а также знаки отличия высших магистратов во времена Римской республики.
Когда к нему привели плененного Цезона Рабулея, Минуций сразу узнал капуанского военного трибуна.
— Ба! Ты ли это, храбрый Рабулей? — обрадованно воскликнул он. — Вот уж не ожидал, что сам начальник капуанского гарнизона будет сегодня моим гостем!
— Желал бы быть твоим гостем, однако я всего лишь жалкий пленник, — с подавленным видом отвечал трибун.
Он все же немного приободрился, невольно почувствовав в главаре мятежных рабов человека своего круга.
Минуцию вдруг пришла в голову своеобразная мысль.
Весело подмигнув пленному трибуну, он пригласил его в роскошный триклиний (вилла принадлежала известному римскому богачу, проживавшему в Капуе) и подозвал к себе Аполлония, который как начальник его телохранителей всегда находился поблизости.
Акарнанец был в доспехах, с мечом на перевязи и вид имел самый воинственный.
— Распорядись, чтобы принесли игральную досвсу и стакан с костями, — велел ему Минуций. — Сколько денег у нас осталось в наличии?
— Около пяти тысяч сестерциев, мой господин.
— Неси их сюда… И пусть подадут вина и закуску.
Аполлоний вышел из триклиния. Минуций повернулся к пленнику.
— Я понимаю, в каком ты сейчас состоянии, — произнес он почти сочувственно. — Поражение, плен… Кстати, всех пленных я намерен отпустить за выкуп. Но тебе я хочу предоставить возможность отыграться…
— Отыграться? — изумленно переспросил Рабулей. — Ты предлагаешь мне сыграть с тобой в кости?
— А что тут такого?
— Но… но при мне нет денег, — сказал трибун, не зная, радоваться ли ему или огорчаться такому повороту дела.
— О чем разговор! Я дам тебе взаймы, — сказал Минуций, потирая руки в предвкушении удовольствия (он соскучился по игре). — Аты не помнишь, — помолчав, спросил он Рабулея, — не помнишь, сколько потребовал Ганнибал за пленных римлян, взятых им в битве при Каннах?
— Если мне не изменяет память, — подумав, ответил трибун, — за всадника он назначил пятьсот серебряных денариев, за пехотинца — триста и за раба — сто…
— Всего-то? — удивился Минуций. — Может быть, тогда это были большие деньги, но что такое сейчас пятьсот денариев? Полудохлого раба на них не купишь… Но так и быть! Не хочу, чтобы обо мне говорили, будто я менее справедлив и более жаден, чем Ганнибал. Пятьсот так пятьсот! Даю их тебе в долг, любезный Рабулей. Но, если ты проиграешь, размер выкупа возрастет соответственно твоему проигрышу.
— Но если я
— Как только твой выигрыш достигнет тысячи денариев, можешь считать себя свободным. Клянусь тебе в этом Дианой Тифатиной, моей покровительницей! — сказал Минуций, притронувшись к висевшей у него на груди золотой статуэтке богини, которую он носил с тех пор, как сменил претексту на мужскую тогу, сняв с себя детскую золотую буллу.
В это время в триклиний вошли Геродор и Эватл. Первый положил на стол игральную доску, стаканчик и кости, второй принес кувшин с вином, две чаши и большое блюдо с различными солениями, добытыми в погребах виллы.
— Чуть позже будет готова отварная телятина, — пообещал Эватл.
— Можете идти, — сказал Минуций с явным нетерпением, принимая из рук вошедшего Аполлония принесенную им увесистую кожаную сумку с деньгами, и тут же высыпал ее содержимое на стол.
— Ну, что ж, — с огоньком в глазах произнес Минуций, оставшись наедине с военным трибуном. — Уступаю тебе право первому попытать счастья у Фортуны.
Игра началась.
Хотя Рабулей очень осторожничал, всякий раз отклоняя предложения нетерпеливого Минуция увеличить ставку, все же ровно в полночь трибун проиграл все деньги, полученные им в долг у предводителя беглых рабов.
Минуций, которому очень хотелось продолжить игру, великодушно дал ему взаймы еще тысячу денариев с условием, чтобы трибун отыграл все две тысячи долга. Тот согласился — и не зря. Счастливая Фортуна на этот раз отвернулась от Минуция. Незадолго до рассвета Марк Рабулей, выигравший у Минуция две тысячи денариев, напомнил ему, что пора выполнять обещанное.
— Как видно, сама Диана так хочет, — огорченно вздохнул Минуций, бросая на стол стаканчик с костями.
Он позвал рабов, приказав им проводить пленника за пределы охраняемого лагеря и отпустить.
На следующий день повстанцы хоронили павших товарищей. После похорон устроен был поминальный пир, продолжавшийся до самого вечера.
Разгромив ополчения трех городов, Минуций чувствовал себя полным хозяином в Кампании, Он решил, что пора приступить к осуществлению своего замысла — захвату Капуи.
На первых порах необходимо было наладить связь с гладиаторами из школы Лентула Батиата. Минуций с глазу на глаз поговорил с Марципором, посвятив его в свой план. Они условились, что Марципор отправится в Капую под видом начинающего ланисты из Помпей для приобретения обученных гладиаторов.
Марципор был подходящей кандидатурой для этого дела. Он обладал располагающей к себе внешностью и без акцента говорил на латыни.
Минуций снабдил его достаточным количеством денег, и через два дня Марципор исчез из лагеря.
Ламиду, Иринею и Клеомену Минуций сказал, что послал Марципора с поручением в Байи, к Пангею, но не потому, что не доверял им — просто опасался, что кто-нибудь из них неосторожным словом сделает достоянием гласности его тайное намерение.
Тогда же Минуций приказал Ламиду переправиться с тремя сотнями воинов на левый берег Клания и постараться возмутить как можно больше рабов в области Ателлы. Мост через реку, находившийся ниже Ацерр, еще раньше захватил испанец Гилерн, командовавший сотней легковооруженных, но Минуций, боясь, как бы ацерранцы или ателланцы не выбили его оттуда и не разрушили мост, передвинул свой лагерь ближе к Адеррам.