Хроника времен Гая Мария, или Беглянка из Рима
Шрифт:
Усадебный двор Вибеллия представлял настоящую крепость. Он был обнесен высоким и прочным забором из камня и дерева. В этой местности разбойничьи шайки порой давали о себе знать, совершая нападения на богатые виллы, но укрепленная усадьба Вибеллия была им не по зубам, и они обходили ее стороной.
Появление восставших было неожиданным, но ворота усадьбы засевшие в ней обитатели отказались открыть.
Из-за ограды в нападавших полетели камни, дротики и стрелы.
Минуций приказал поджечь ворота.
Обозленные сопротивлением повстанцы не только подожгли ворота,
Пока горели ворота, занялась и крыша дома.
Спустя еще немного времени осаждавшие, разметав обугленные доски ворот, ворвались во двор виллы.
Защищавшие ее рабы и надсмотрщики частью разбежались, частью были схвачены. Последних привели к Минуцию, который сразу предложил им вступить в ряды бойцов за свободу.
Ответом ему было более чем недружелюбное молчание.
— Спрашиваю вас еще раз, — нахмурившись, сказал Минуций. — Я хочу знать, кто из вас, рабов, желает обрести свободу? Только не говорите мне о том, что вам хорошо живется у вашего превосходного господина и свобода вам не нужна. Ни один раб не откажется от красного фригийского колпака.
— Это верно, если он получен от господина, а не от взбунтовавшихся рабов, — подал голос кто-то из группы пленников.
Лицо Минуция приняло зловещее выражение.
— Иными словами, — медленно проговорил он, — вы хотите остаться в стороне от дела свободы, ради которого другие будут сражаться и умирать? Не так ли?
— Послушай, господин, — выступив вперед, миролюбивым тоном сказал один из рабов. — Если ты действительно желаешь добра рабам, то отпусти нас, не принуждай сражаться тех, кто не верит в успех твоего дела и…
Минуций резко прервал говорившего:
— Разве гордые и свободные граждане Рима имеют право выбора, когда их тысячами бросают в пекло войны, заставляя покорять другие страны и народы? Разве римляне не карают смертью своих дезертиров и перебежчиков, которых секут розгами и сбрасывают с Тарпейской скалы? Потому-то они считаются непобедимыми покорителями мира, а если терпят поражения, то взамен погибших приводят к присяге новых солдат, которые из чувства долга или из страха перед наказанием идут навстречу опасностям. И тот ли не безумец, кто выступит против такого врага, не сумев увлечь за собой даже таких, как вы, у кого нет права на жизнь? Так вы решили, презренные, что перед вами сумасшедший, который с горсткой отчаявшихся людей идет навстречу неминуемой гибели? Во имя высшей справедливости приговариваю вас к смерти, как трусов и предателей! Иного вы не заслуживаете. Повесить всех! — приказал он в ярости окружавшим его воинам.
Усадьба Вибеллия сгорела дотла.
На уцелевшей от огня перекладине ворот имения, выполняя приказ своего предводителя, повстанцы повесили захваченных в плен верных рабов бывшего римского сенатора.
Из эргастулов и крупорушек были выпущены по меньшей мере шестьсот изможденных рабов. Из них лишь половина могла нести военную службу — остальные до крайности были истощены и ослаблены невыносимыми условиями содержания.
Полное вооружение Минуций выдал только самым сильным. Другие получили
Подавляющее большинство рабов Вибеллия встретило своих освободителей с великой радостью. Минуцию и его сподвижникам не пришлось произносить перед ними зажигательных речей. Здесь много было колодников, клейменых и даже свободнорожденных италиков, которых в разное время алчный владелец латифундии обманным путем захватил и заставил работать в оковах. Вибеллий держал рабов впроголодь, приказывая надевать работавшим на мельницах специальные ошейники, чтобы они не имели возможности донести до рта горсть муки или крупы. Поместье Сервия Вибеллия считалось «образцовым».
Собрав командиров, Минуций объявил, что остаток дня и ночь все проведут в имении, но бездельничать он никому не позволит.
Командиры разошлись по своим манипулам и центуриям с его приказом заниматься сбором железа и меди для изготовления копий и рогатин.
В имении была хорошая кузница. Туда стали сносить мотыги, заступы, железные оковы и решетки, выломанные из окон эргастулов. До наступления темноты в кузнице стучали молотки.
В наступившую ночь Минуций обошел все манипулы, приказывая выставлять часовых и дозоры.
— Свессула и Ацерры в двух часах ходьбы, — говорил он. — Нельзя допускать беспечности! Там не замедлят выступить против нас. Возможно ночное нападение. Власти этих городов уже не в первый раз имеют дело с восставшими рабами. Они прекрасно понимают, что легче покончить с мятежом, пока он в зародыше.
Ночью было холодно. Повстанцы жгли костры. Грязные и зловонные эргастулы пустовали — бывшие их обитатели предпочитали спать у костров под открытым небом. Деревянные части рабских тюрем разбивались и бросались в огонь.
Утром Минуций решил произвести смотр своим отрядам, выстроив их вдоль дороги, соединявшей Свессулу и Ацерры. Оказалось, что силы восставших выросли более чем вдвое — их теперь было семьсот восемьдесят человек. Пятьсот из них были превосходно вооружены.
Обходя ряды воинов, Минуций сам разбивал их на центурии и манипулы. На первых порах он добивался, чтобы солдаты манипулов держали строй в пять рядов, располагаясь по фронту в три линии, как это было принято в римской армии. Три манипула по сто двадцать человек в каждом назывались гастатами и составляли первую линию. Во второй линии были два манипула принципов. В третьей линии находился отборный манипул триариев.
Результатами первого урока Минуций остался доволен. Новоиспеченные солдаты проявляли старание и ловили на лету каждое его слово. Можно было надеяться, что в бою они будут действовать в достаточной мере организованно.
Из захваченных в имении лошадей Минуций выбрал для себя прекрасного верхового коня. Он принадлежал владельцу виллы. Остальные два десятка лошадей, на которых раньше разъезжали надсмотрщики, поступили в распоряжение Иринея, который назначен был начальником конной разведки. Ириней в свою очередь сделал своим помощником Сатира. Всего возглавляемый им отряд насчитывал тридцать четыре всадника, включая его самого и пятерых друзей-гладиаторов.