Хроника взятия Сеуты (ДП)

Зурара Гомиш Ианниш де

Когда же не ведаю я в совершенстве истину дел, то имею три причины для своего извинения, ss. [scilicet, «а именно»], те две, о коих уже сказал, одна — устройство тех улиц [Сеуты], а другая — продолжительность [прошедшего с тех пор] времени, третья же — малая забота, коей некоторые пожелали держаться в том, чтобы поведать мне о вещах, им известных. И среди тех, к кому я обращался с просьбой, были такие, что хоть и показывал я им мандат Короля, моего сеньора, они заставляли меня ожидать у своих дверей не меньше, чем если бы я, может статься, жил в основном за счет их благодеяний. В другие разы они уходили от ответа, приводя такие предлоги, каковые очевидным образом были более для того, чтобы придать себе веса (por tomarem semelhanca de estado), нежели ради какой другой надобности. Поистине не перестану я о том говорить всякий раз,

когда вспоминаю, как один доктор и другой ему подобный явили мне такие доказательства [своей заносчивости], что я почитал за тяжкий труд многократно приходить в их дома, думая о том, что тот, с кем я живу, каковой есть мой сеньор и мой король, обращает свой слух, дабы выслушать мои суждения, с меньшими церемониями, когда чувствует, что это разумно.

И простите мне за то, что я столь отдалился от [своей] истории, ибо сделал то, дабы извиниться за всякую вину, буде кто-нибудь пожелает на меня таковую возложить.

О встрече, кою Инфант Дуарти устроил своему брату, я не сказал ничего, поскольку много раз говорил о великой любви, что была промеж них, и равно потому, что Инфант Дуарти был принцем весьма ласковым и радушным. Однако остается сказать мне о том добром рыцаре Айрише Гонсалвише ди Фигейреду, о чьем великом возрасте я уже говорил [368] ; каковой в тот день был постоянно в вооружении, и довелось ему быть с Инфантом после того, как мавры ушли чрез другие, верхние, ворота, где они отбили знамя у Мена Руиша, и всегда выдерживал он [Айриш Гонсалвиш ди Фигейреду] продолжительные бои лучше, нежели кто иной, гораздо меньшего возраста.

368

Примеч. перев. В главе XXXV настоящей хроники Зурара указывает, что Айришу Гонсалвишу ди Фигейреду на момент подготовки к походу на Сеуту уже было 90 лет.

И иные из байоннских дворян, проживавших в Порту, нашли Инфанта посреди той улицы, когда он едва начинал следовать по ней в первый раз.

— Не кажется ли вам, сеньор, — сказали они, — что нам сейчас лучше здесь, нежели в присутственных залах (logeas) в Порту, где ваша милость просила нас остаться?

И в той второй атаке, что Инфант предпринял на мавров, когда был таким образом призван от имени своего брата, Вашку Фернандиш ди Атаиди получил известия о том, как его сеньор пребывал в тех трудах, и [сам] потрудился отправиться на его поиски, и когда прибыл на то место, где Инфант пребывал изначально с маврами, что было близ ворот, сбросили враги сверху один камень, каковой был столь велик и с такою силою брошен, что как только он попал по его берету (barreta) [369] , Вашку Фернандиш мертвым пал оземь.

369

Примеч. перев. Как полагает Р. Бразил, под «беретом» здесь следует понимать бацинет, что нам представляется необоснованным, т. к. ранее (гл. LXXII) Зурара уже называл бацинет «бацинетом».

И один лишь сей рыцарь был тем, кто своею кровью оплатил все несчастье того деяния, хоть и блажен был он, что в таком месте пришел к концу своей жизни; и одна лишь его душа доставила в мир иной вести о совершенстве той победы. И нет сомнения в том, что смерть его не была бы оплакана гораздо более, случись она иным образом.

Великую радость (desenfadamento) возымели все те сеньоры, что собрались вместе в той мечети, и равно все прочие, говоря о доброй победе, что дал им Бог; и каждый пересказывал бывшие с ним происшествия, каковы они были (quejando fora); однако более всего те эшкудейру, что были с Инфантом, возымели весьма великую славу, поведав о своей доле, ибо нет в мире такой чести, что не была бы тронута сладостью славы, и тем более велика она, когда заслуга ее обретается с трудами величайшими; каковая [заслуга] в отношении их была достаточно великою, ибо было обнаружено, что после того, как они прибыли на то место, где упал Фернан Шаморру, до того, как Инфант отбыл по направлению к мечети, минуло пять часов непрестанного труда; и хотя бы мы в других местах [нашей истории] называли большее или меньшее время, правда есть сия; иное же утверждается в свидетельствах (falamento) тех, кого мы [в соответствующих местах] цитируем (ementamos).

ГЛАВА LXXXV

О том, как Король приказал позвать Инфанта Дона Энрики, и о суждениях, что он ему высказал

После того, как

Вашку Фернандиш умер тем образом, каким сказано, мавры вскоре начали вовсе оставлять (desempachar) тот первый пригород; и когда те сеньоры вот так собрались, они держали свой совет и начали устраивать дела, подобавшие для штурма замка, постановив, что в ту ночь они более не будут предпринимать ничего, лишь приставят к нему [замку] караул до следующего дня, когда они по-настоящему начнут его штурм.

И Инфант Дон Энрики, как только оказался в той мечети, по причине великого труда, чрез каковой прошел, предался на некоторое время отдыху; и все его основное утомление происходило от ран, что имел он на ногах, каковые [раны] причиняли ему некоторое страдание. И когда он лежал таким образом, пришло к нему сообщение от Короля о том, что тот посылал позвать его, каковой [Король] пребывал в другой, отделенной от той мечети, где ныне монастырь Святого Георгия.

И вполне должны вы уразуметь и принять во внимание, каково должно было быть воинство (companha), что находилось с ним [Королем], где бы он ни пребывал в подобное время, — ибо говорят рассудительные (direitos), что свидетельство, даваемое Королем, должно стоить семи [свидетельств]; и сие было сказано потому, что помимо его доблести, по здравом суждении и по праву, кое Король имеет по превосходству над людьми, почли, что Король не мог оставаться без эскорта такого (tao desacompanhado), чтобы по меньшей мере не пребывали с ним шесть тысяч человек, между коими распределили определенные обязанности, согласно тому, что оглашается в их [воинских] книгах.

Так что, коли уж людям должно сопровождать короля по обязанности, верно есть то, что с большим желанием придут они к нему в день радости и ликования, нежели когда дело обстоит противно тому; и не только к нему одному, что над всеми прочими людьми имеет превосходство, но и к любому человеку из народа приходят по доброй воле в день своего ликования, как мы видим то обыкновенно, когда справляются свадьбы, ведь помимо тех, кто на них приглашается, приходят и многие иные. И постольку же подобает более рексам [королям], кои должны радушно принимать людей, являть всегда лица свои радостными, приказывая иногда устраивать празднества в своем доме, когда время требует того; ибо говорит автор о деяниях Короля Дона Жуана [Хуана Первого] Кастильского, что был в битве при Алжубарроте, что одною из вещей, из-за коих он потерял многих фидалгу, когда шел в сие королевство, была в том числе и та, что он был человек, всегда видом своим выказывавший печаль.

Все слова, что произносились там пред Королем, сводились к заключению о славе победы; и одни говорили о высадке на сушу, другие — о том, как Инфант Дуарти тайком сошел с галеры с желанием быть среди первых, иные — о том, как Богу оказалось угодно (prouguera), чтобы вступление в пригород оказалось таким скорым, иные говорили о скрытности приора, на коего прежде они возводили хулу (doestavam), говоря, что он сумел весьма добро устроить все то, что было ему поручено.

— Добро ведал приор то поручение, что имел от меня, — отвечал [на последнее] Король, — я же хорошо знал, когда изначально его послал, что коли он узрит, что город окажется удобен (disposta) и годен к тому, чтобы мне его захватить, то он сможет то [как следует] разведать, — и, ведая, что он за человек, я не начал бы никакого дела в сем деянии, кабы он сообщил мне противное; ибо воистину верю, что если кому-нибудь и суждено за свой ум и здравый смысл взойти на небо живым, во плоти, так это приору.

Поистине, говорит автор, немалою были честью для того рыцаря те слова, что Король таким образом говорил о нем пред тем народом, и коли ранее мы говорили о почести, что должна была быть воздана Жуану Афонсу, ведору-да-фазенда, то и приору немалая доля принадлежит в сем деянии.

И, возвращаясь к нашей истории, среди всех вещей, о коих там говорилось, в основном обсуждали, как Бог пожелал по милости Своей в тот день охранить Инфанта Дона Энрики, пересказывая происшествия с ним самым прекрасным манером, каким только могли, понимая, что не могли говорить о том столько, чтобы то не было приятно его отцу, ибо сладостно есть для всех людей слышать похвалу всем вещам, к ним относящимся, в особенности их детям, превыше к коим любви не бывает.

И когда Инфант желал явиться на призыв своего отца, то обнаружил, что у него украли тот добрый нож, коим он в тот день столько и таких ударов нанес, из-за каковой его добротности Инфант принялся сетовать, что тот [нож] был у него таким образом отнят, говоря, что ни по какой причине не покинет того места, пока его не вернут туда; и хотя и было там более пяти тысяч человек, такое рвение вложили они в поиски его [ножа], что он был возвращен ему в руки.

И когда Инфант прибыл туда, где находился Король, он был им принят с великою радостью.